И, наконец, из «Родословной» явствовало, что у прадеда был брат Федор и сестра Ксения. Именно она и оказалась матерью той самой Акулины, бабушки журналиста, с которой прадед долгие годы вел переписку из Италии. А дедушку прадеда (то есть моего прапрапрадеда) звали просто Савелий, и, как и у всех крепостных, фамилии у него не было. Савелий и Савелий… Других сведений о нем до нас не дошло, если не считать того, что сын его Михаил фамилию свою получил уже после отмены крепостного права в 1861 г.
Конечно же, мы сразу списались с Григорием Павловичем Горяченковым, и вот что он нам ответил:
…Несколько минут назад, сев за письменный стол, я подумал, с чего начать письмо? Очевидно, с извинения за задержку и объяснения причины: руки не дошли. Подумал и даже удивился: все-таки мир шаблонов, трафаретов и штампов, в котором мы живем, сказывается. Что-то не успел человек сделать — ну да, руки не дошли. Но руки в моем случае совсем ни при чем. Скорее, ноги не доходят до письменного стола, а когда идут, то, в основном, с одной мыслью: успеть закончить работу, которой я занят последние восемь-девять лет. Итак, с чего начать?
О Вашем звонке и письме я рассказал нескольким своим родственникам (у Акулины Григорьевны было восемь сыновей и дочерей, и у всех, кроме старшей дочери, были свои дети, с некоторыми из них я поддерживаю добрые отношения). Все они в той или иной мере знали, что у них был двоюродный прадед, принимавший участие в революции и эмигрировавший затем в Италию. Однако только одна сестра, которая много лет жила с бабушкой, смогла внести небольшой штришок в известную нам картину. Может быть, я о нем уже упоминал в разговоре с Вами? Она утверждает, что Алексей Михайлович, хотя и принадлежал к РСДРП (б), поддерживал в годы революции не Ленина, а Троцкого. Ясно, что говорит она со слов Акулины Григорьевны, но я очень сомневаюсь, что бабушка самостоятельно могла судить о таких «материях». Скорее всего, что-то рассказывал ей ее муж, мой дед Григорий Федорович, он был довольно грамотным человеком. Я же ни от самой Акулины Григорьевны, ни от отца, ни от его сестер ничего о его внутриполитических предпочтениях не слышал.