Тайны прошлого

— Я знаю. И она молодец, что такого человека как Виктор нашла, да и тебе лучше, чем вовсе без отца-то, — мужчину же надо вырастить, — тут она улыбнулась и потрепала светлые, но испачканные сажей и кровью волосы Санька. — Так, надо бы тебя покупать, да и руки перебинтовать, а то и вправду не хватало только заражение получить.

— Только ты зеленкой не будешь? — Саша, зная какие там раны, боялся что не выдержит боли.

— Соколик ты мой, я на фронте столько людей бинтовала и лечила, да и зеленкой мазала. Ни один не пискнул. Я аккуратненько, ты и не почувствуешь. Надо же, сам себя смог забинтовать.

Бабушка Дуся заранее приготовив бинты, марлевый тампон, вату, перекись и зеленку, взяла его руки и приступила к делу. Срезав странный узел, который можно было завязать только наспех, и только одной рукой, начала снимать с раны то, что было некогда футболкой. Ей, словно было больно самой. Вот и последний слой, весь пропитанный засохшей кровью, прилип к порезам. Понемногу, пропитывая «бинты» перекисью, она стала открывать рану.

Санек то морщился, то тихонько всхлипывал, но старался держаться как настоящий мужчина. А перед глазами кадр за кадром прокручивались события прошлой ночи. И тут Саня непонятно почему улыбнулся и сказал:

— Привет и тебе дедуля, это я твое горе луковое.

Но ведь Саня сидел спиной к дверям, к тому же бабушка в упор не видела деда.

— Что с тобой, свет мой? — испугалась бабушка, но не успела договорить, как дверь и вправду распахнулась и показался дед Петро, улыбавшийся во все десять последних зубов.

Увидев, что в гостях внучок, он чуть не подпрыгнул.

— Привет всем, а кто это у нас в гостях?

Бабушка, недоумевая, посмотрела на Санька. Тот повернулся и чуть медленней повторил свою реплику:

— Привет и тебе дедуля, это я твое горе луковое.

«Почему дедушка дважды спросил одно и тоже? — удивился Санек. — Может это старость». Потом взглянул на бабу Дусю, та перекрестилась и зачем-то плюнула трижды через плечо.

— Вот на улице погодка, сырость — ужас, — дед даже передернулся. — А с леса розовый туман ползет, не к добру это, никак упырь свежей кровушки испил.

— А ну тебя старого к лешему, — бабка махнула сердито в его сторону рукой, — чего дитя зря пугаешь.

— Это ты молчи лучше, баба, не знаешь так помалкивай, а люди издревле поговаривали, что как из леса туман розовый поволокло, жди беды. В лесу упыри похоронены, и если кровушки отведают, так и проснутся, тогда горя никому не миновать.

— У нас тут и так горе, дитятко наше порезалось, ото алкаши лазят по лесу битые стекла кидают, а люди потом режутся.

— А что алкаши не люди?

— Вот они и есть кровопивцы, вот кто упыри настоящие. Ох, сколько ты за мою жизнь с меня кровушки-то попил, — и бабушка вернулась к Саниной руке. — Не слушай ты его, все басни только рассказывать, да сорванцов пугать.

— А ну тебя, старую, вот пойду и отдам тебя упырям на расправу, — потом усмехнулся и добавил, — хотя они тебя назад отдадут. В такой бабе столько желчи, что даже комары тебя десятой дорогой облетают.

— Ой, иди лучше отсюда, пока я последнюю чубину не повыдергала.

Дед открыл смастеренный своими руками шкафчик, достал бутылку горилки, налил стопочку, выпил, закусил кусочком сала и, занюхав луковицей, подмигнул и вышел.

— Горюшко мое… Напьется, вот и чертики мерещатся потом.

Заметив, что Саня отвлекся на суету с дедом, не в силах больше отлепить повязку от раны, бабушка дернула и оторвала кусок материи и вместе с ним корочку почти затянувшейся раны — кровь засочилось снова. Зрелище было не из приятных: маленькая ручонка, порезанная так, что только швы надо накладывать, а еще и свежая кровь. Даже бабушка, видавшая в своей жизни раны и похуже, прижала руки к щекам и невольно выкрикнула:

— Господи Иисусе…

— Я же просил не кричать! И ты говорила, что мне не будет больно, — Сашу даже передернуло, рука горела и жгла, он вообще не понимал, зачем доверил бабушке обработать рану. Но он абсолютно не понимал, как может говорить таким тоном.

Когда же Саня посмотрел на свою руку, то удивился — вчера ему казалось, что он разрезал ее сильнее, но может это ему только показалось.

— Войдите, открыто! — снова к удивлению бабушки, сказал Саша.

— Хиба, кто-то стучал? Может я и вовсе глуха стала, — бабушка встала и пошла к дверям, не успела она взяться за ручку, как действительно кто-то постучал в дверь.

— Дуська, ты чего двери караулишь? Не успел постучать, ты уж тут как тут, — лесник дядя Ваня вырос в соседнем дворе и не упускал случая всячески подшутить над бабушкой.

Баба Дуся ничего не ответила, а только с опаской взглянула на внука.

— Чего ты, старая, побледнела? Где Петро?

— Да только вышел, небось до тебя поплелся, ото ходят целыми днями друг за другом, вот я не выдержу и горилку об ваши плешивые бошки поразбиваю, и старухе твоей скажу, чтобы вам не наливала.

— Да что творится? — дядя Ванька до ужаса смешной и в тоже время славный, в растерянности смотрел на подругу детства. Маленький пузатенький, с круглым лицом и с огромным количеством морщин у глаз, что даже когда сердился, казалось, что улыбается. — Что за муха тебя укусила?