Тайны прошлого

Джек отошел и поднял беретту. Самое время было решить, что наша встреча была ошибкой и что информация, которую он собирался мне сообщить, того не стоила. Магнум был обалденным охотничьим оружием. Я стреляла из него только раз, и мне хватило. Джек щелкнул предохранителем и положил беретту на место.

— Все дело в истории, над которой я работаю, — извиняющимся тоном сказал он. — Не хочу, чтобы ты подумала что-то не то. Я обычно не ношу оружия. Мне хватает моих рук. — Он сделал два коротких выпада в мою сторону, здоровым кулаком ударяя воздух. Я видела, как вздулись его мускулы. Джек снова глупо улыбнулся.

Приятель, вчера твои приемы сработали отвратно.

Я стояла, не шелохнувшись, у двери и пыталась принять решение.

Зайти в комнату и закрыть дверь. Или сбежать отсюда ко всем чертям. Я была уверена, что этот парень сумасшедший. Джек не вписывался ни в один из знакомых мне психологических портретов. Я перебирала длинный список возможных диагнозов. Шизофрения, нарциссизм, биполярное расстройство…

Мифомания, искусство придумывать всякую дрянь.

— На самом деле, — сказал он, — я работаю над профайлом Марчетти в связи с его досрочным освобождением. Ты же знаешь, кто такой Энтони Марчетти?

Я едва заметно кивнула. Сюрпризом это не было, зато напомнило мне, зачем я сюда пришла. Информация.

— Я так и думал. Войди и закрой дверь, ладно?

Я закрыла дверь, прекрасно понимая, что вот так и пропадают без вести молодые женщины. Плетеный ковер на полу был слишком узким, чтобы завернуть мое тело полностью. Ноги будут торчать. Это плюс.

Я наблюдала, как Джек переходит от окна к окну, задергивая занавески.

— Так будет прохладнее, — между делом заметил он. — Техасское солнце кусается.

Он присел на краю кровати так, чтобы магнум оказался в пределах досягаемости.

— Я здесь потому, что Марчетти раздал несколько взяток, чтобы перевестись из Иллинойса в Техас незадолго до своего освобождения. Странно, тебе не кажется? Пару месяцев назад я пытался взять у него интервью, но он молчал как рыба. Впрочем, я довольно умелый следователь. И нарыл несколько вещей, которые он не хотел бы мне сообщать. К примеру, о твоей матери. Я уверен, что именно он послал в гараж тех ребят, подозревая, что я могу тебе проболтаться.

— Это ошибка. — Голос прозвучал слабее, чем мне хотелось бы, особенно в присутствии этого человека, этого Джека, который без спроса вломился в мою жизнь. Какое идиотское и распространенное имя. Джек Райан. Джек Бауэр. Джек Руби. Джек Потрошитель. Джек-из-коробочки.

— Все это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моей семье. — Я вдруг поняла, что в глубине души все еще цепляюсь за эту веру.

Он внимательно меня изучал.

— Что именно ты знаешь о Марчетти?

— Почти ничего.

— Я думаю, в этом ты лжешь, — его голос внезапно стал резким. — Один из моих источников сообщил, что с тобой связалась жена Марчетти. Розалина. Это имя тебе знакомо, не так ли?

Джек давил на меня. Мягко. Жестоко. Он был из тех мажоров, что в студенческом братстве приглашают на пиво тех, кто дал обет не пить. Из тех, кто всегда широко улыбается, но в душе имеет черную дыру.

— Ладно, не отвечай, — сказал он. — Но я проверял тебя и выяснил пару странных деталей. — Он резко оттолкнулся от кровати здоровой рукой.

— Например? — пролепетала я.

— Для начала, твой номер социального страхования принадлежит мертвой девочке.

* * *

Первое имя моей мамы — Ингрид. Позже я узнала, что это неправда. Она сама выбрала себе это имя.

Когда я болела, мама вытирала мне лицо влажной салфеткой и рассказывала семейную легенду, довольно жуткую.

Ее прабабушку тоже звали Ингрид — Ингрид Маргарет Анкрим. В конце 1800-х Ингрид, тогда еще подросток, пересекла суровый Атлантический океан на корабле, идущем из Германии в Америку. К тому времени как корабль, избитый штормами и потерявший большую часть пассажиров, бросил якорь в гавани Нью-Йорка, волосы шестнадцатилетней Ингрид полностью поседели. Стресс, говорили ей. Ингрид мечтала умереть, глядя, как капитан хоронит в море троих ее братьев и сестру — выбрасывает их за борт, обернутых в простыни, как сломанных кукол.

Эту часть истории мама всегда рассказывала шепотом. Ингрид наблюдала, как ее мать замыкается и становится молчаливой, представляя себе, как ее дети лежат в ледяной тьме на дне океана, и лишь Богу известно, какие твари живут рядом с ними в толще воды.

Мама говорила, что мы с ней обе унаследовали глаза той Ингрид — бездонную зелень. Маме досталась в наследство еще одна черта — она рано поседела. Первая белая прядь появилась в ее волосах к двадцати годам. Единственная прядь. Однажды, закрашивая ее во время ежемесячного ритуала над кухонной раковиной, мама сказала нам с Сэди, что раньше незнакомцы останавливали ее и интересовались, где ей сделали такую «стильную вещь». Мы никогда не спрашивали, зачем мама ее скрывает.