Я подавила вскрик, изумившись внезапности заголовка, хотя специально выбирала местный таблоид, который жадно цеплялся за все подробности громких похищений и убийств. Еще полтора часа — и я нашла как минимум тридцать статей репортера по имени Барбара Турман, у которой не было никаких моральных проблем с заявлениями неназываемых источников и упором на собственное мнение.
Турман намекала на то, что Розалина наркозависима и наверняка сама причастна к исчезновению дочери. Розалина заявляла, что девочку вырвали у нее из рук на переднем дворе дома ее бабушки, на Саус-Сайд, когда они были там в гостях. Но никто не слышал криков Розалины, никто не видел двоих людей в масках, якобы уехавших на черном «мерседесе». Ни бабушка, ни малолетние бандиты, прогуливавшие школу на ближайших улицах, ни старик по соседству, растивший петунии в идиллическом маленьком дворике.
Одна из статей выдавала мрачные детали по поводу пальца: как его доставили (обычной почтой, в простом коричневом конверте, с крошечным потеком засохшей крови в углу), какая записка к нему прилагалась («Осталось девять. Клац, клац. Ты знаешь, что делать»), как среагировала Розалина (проглотила упаковку аспирина и попыталась заколоть себя кухонным ножом, прежде чем ее отправили в больницу).
Последняя статья мадам Турман, прямолинейная и построенная только на личном мнении, находилась на третьей странице под фотографией чудесной кареглазой девочки и заголовком: ЧТО СКРЫВАЕТ ПОЛИЦИЯ?
И, судя по всему, полиция заставила Барбару Турман замолчать. Всего два коротких месяца расследования — и дело о похищении Адрианы Марчетти отправилось на дальнюю полку с пометкой «не раскрыто». Еще двадцать минут я нажимала на нужные кнопки, копируя все статьи об Адриане, экономя себе шестьдесят баксов, но при этом зарабатывая жуткую головную боль.
Я потерла виски. Книги на полках казались мне холодными незнакомцами с давящими взглядами. Библиотека перестала казаться убежищем.
Розовая Леди исчезла.
Она олицетворяет собой хорошие вещи, сказала я своему циничному мозгу, когда час назад в последний раз засекла притопывание розовых кроссовок. Профилактика рака груди. Прекрасный литературный вкус. Она наверняка хорошая мать и много лет подряд срезала корочки с детских сэндвичей с арахисовым маслом и желе, хоть и считала это глупостью, как моя мама.
А теперь, когда мне так страшно и одиноко, она вдруг исчезла.
Глава 19
Девушка-панк теребила свою серьгу в виде черепа и рисовала довольно удачную карикатуру на Рода Благоевича[27]
в полосатой тюремной робе. Я подошла к ней, вооруженная своими бумагами и микрофильмами.— У вас, насколько я вижу, все удачно, — сказала она. — Оставьте фильмы на столе. Я сама их потом уберу. Нужно же отрабатывать свою минимальную ставку.
— Волосы отлично получились, — ответила я, указывая на пышную копну на карикатуре.
— Я издаю газету о продажных политиках Чикаго и их раннем детстве. Вы знаете, что в детстве этот парень начищал прохожим ботинки, чтобы семья могла оплачивать счета? Можно было предположить, что он станет приличным человеком.
Можно было. Или нет. Некоторые дети считают, что достойны большего, а некоторые уверены, что недостойны жить. Я еще не до конца поняла все это.
— Не подскажете, где здесь туалет?
Она зажала пальцами нос, молча меня предупреждая, а когда отпустила его, я заметила крошечную дырочку над ноздрей — наверняка «гнездо» для второго черепа.
— Идите по центральной лестнице. Нужно подняться на четыре пролета. Повернете налево и обратно по рядам. Туалет будет в углу.
Я медленно поднялась на четыре пролета. Никто за мной не шел. Я прошла мимо стеллажей, вдыхая запах старой кожи и бумаги, и почувствовала себя спокойнее, словно книги шептали мне: «Успокойся, мы твои друзья». В других обстоятельствах я принесла бы сюда спальный мешок и застряла в библиотеке на месяц. То же я говорила когда-то про папин амбар. Я погладила издание «Улисса», когда оно попалось мне на глаза — мой маленький ритуал. Возможно, однажды я прочитаю тысячи других образчиков прекрасной литературы, не включенных в школьную программу Пондера.
— Простите. — Рядом внезапно возник мужчина и задел меня, пытаясь достать книгу с верхней полки.
От него сексуально пахло — дорогим одеколоном и буйством гормонов. На вид ему было немного за двадцать, жилистое, атлетичное тело. Он улыбался мне из-под козырька бейсболки «Чикаго Кабс». Все любили «Кабс». Кроме «Уайт Сокс». И «Кардиналов».[28]
— Как жизнь, Томми? Я Луи.
И прежде чем я успела спросить, откуда он меня знает, парень обернулся ко мне полностью. Я отшатнулась, мельком подумав, может ли злодей соскочить с пыльных страниц романа-нуар.
— Я не красавчик, а? — Толстый красный шрам сбегал от его глаза до середины щеки. Какая бы жуть с ним ни приключилась, Луи повезло, что она не приключилась на пару миллиметров левее. Иначе он ослеп бы на один глаз.
Он подался назад и расслабленно прислонился к полке.