Голова Таши пошла кругом. Значит, договор с ней не логичен и не нужен с точки зрения сенатора. Их матери сговорились между собой, что ли?! Людям настолько разных рас и воспитания, как они со Стейзом, и без осуждения родных нелегко приладиться к любимому человеку! Остаётся надеяться, благовоспитанный и сдержанный стратег найдёт вежливые слова для ответа бесцеремонной матери.
Надежды вполне оправдались, но ноги Таши подогнулись, когда голос любимого мужчины досадливо произнёс:
– Не надо списка, мне одной невесты предостаточно.
– Рада, что ты наконец образумился.
– Ну, родители же плохого не посоветует.
Таше показалось, чёрная мгла пустоты вползла в её грудь и пульсирует в такт с разрывающимся сердцем. Когда они обсуждали свой «нелогичный договор», ей всё-таки следовало добавить в него один пункт от себя: требование поставить её в известность о намерении бросить её и жениться на другой до того, как говорить об этом с родителями. И о
– Убери с лица выражение неуверенности, – скомандовала сенатор сыну. – Никак не пойму твоих переживаний. Ты убеждён, что все твои чувства выгорели? Нет-нет, да проскальзывает в твоём поведении нечто странное... Стейз, ты напрасно изводишь себя сомнениями. Хочешь, я сама с Ташей поговорю?
– Мама, ты переходишь все границы! Я сам с ней поговорю.
Характерный тихий щелчок выключения визора – и тень вышедшего из гостиной Стейза накрыла сидящую на полу и привалившуюся к стене Ташу.
При виде выражения её лица стратег побледнел, присел на корточки и провёл голубыми лучами по лбу и вискам, измеряя температуру и пульс бешено стучащего сердца. Обеспокоенность, проступившая сквозь обычную маску его бесстрастности, колко ударила Ташу в сердце, и ей захотелось закричать, высказаться не только от себя, а от лица всех несчастных женщин вселенной:
«Ты просил открыто говорить тебе, если мне станет не хватать твоего тепла, душевности и эмоций, а сам почему молчал? Чего
– На твоём лице читаются сильнейшие негативные эмоции, – озабоченно объявил Стейз, – из-за чего?
– Кажется, это называют душевной болью, – хрипло выговорила Таша. – Извини, я, наверное, опять веду себя не так, как принято в великолепном Альянсе? Мне надо держать спину прямой, голову гордо поднятой и благородно соглашаться, что ты вправе поступать так, как считаешь нужным? Не кричать и ничего не требовать, а тихо хоронить свои трагедии в глубине лишь собственной души? Всё так и будет, честно, только... чуточку позже. Пожалуй, я даже сумею улыбаться, чтобы мама-сенатор ни к чему не смогла придраться, только... не сейчас, ладно? Мне нужно время взять себя в руки и встряхнуть своё чувство собственного достоинства. Ну а если вспомнить про обещание не лгать, то скажу иначе: мне надо вытряхнуть из сердца хоть немного боли, чтобы суметь изобразить и гордость и самоуважение.
– Кто причинил тебе эту боль? – глухо спросил Стейз. – И каким образом?
– Наурианцу трудно догадаться, что смертельно ранить могут всего лишь чувства? Неужели твои педагоги допустили такой пробел в твоих познаниях о других расах и ты не способен предугадать эмоциональный отклик на свои собственные действия?
Бледность Стейза приобрела голубоватый оттенок, его необычные глаза потрясённо расширились:
– Эту боль тебе причинил я?!
– Ты полагал, я должна спокойно воспринять известие о твоей скорой женитьбе на другой, более подходящей тебе девушке? Так оно и будет, но чуточку позже. Прости, мне надо ненадолго... умереть.
.
«Умереть и воскреснуть, ведь жизнь даётся человеку не только для счастья любви», – горько думала Таша, сидя посреди волнующейся темноты родного подпространства. Давно она не наведывалась сюда, чтобы просто сбежать ото всех и выплакать горе, не пытаясь разобраться в законах пустоты. Хорошо, что пустота есть везде и всегда, её не надо долго искать, и она ничего не потребует взамен на своё гостеприимство. А ещё её никто не найдёт в этой тьме, ведь никто не связан с ней настолько крепкими узами, чтобы суметь отыскать. И здесь можно всласть порыдать над этой нехитрой истиной, ведь слёзы ментальной проекции никак не отражаются на лице физического тела. Собственно, и слёз тут нет, даже иллюзорных – есть только ощущения душевной муки и горького плача. Всего лишь ощущения, которые нужно пережить.
– Таша!!! – услышала она вопль и сочла его галлюцинацией измученного сердца. Однако вслед за голосом возник силуэт Стейза, весьма ощутимо схватившего её за руки.