Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона

В принципе вопрос, заданный Нероновым полтора года назад, патриарх теперь переадресовал тем, от кого и зависел ответ. Только присовокупил к нему собственное мнение. Вторым свою позицию о троеперстном знамении сформулировало высшее духовенство через три недели. Протокол этого собора либо не сохранился, либо еще не обнаружен в архивных россыпях, а изложение в общем виде находим в предисловии к «Служебнику» 1655 г.: «Сию святую книгу “Служебник”, во всем справя и согласну сотворя древним греческим и славенским, повелеша в царствующем… граде Москве напечатати в лето 7163». Кроме того, на заседании присутствовал Павел Алеппский. К сожалению, точную дату мемуарист не зафиксировал, упомянул лишь, что собрались на пятой неделе Великого поста, но не в воскресенье, а значит, в один из дней с 25 по 31 марта (с 4 но 10 апреля) 1655 г. Зато он законспектировал повестку дня: украшать или нет антиминсы «изображениями и… надписями»? Во время приношения святых даров вынимать из просфоры (священного хлеба) девять частей, а не четыре? Заменить несколько слов в молитве «Верую во единого Бога»? Прикладываться ли чаще к иконам? Причащаясь, вкушать помимо вина и кусочки хлеба (антидор)? Креститься тремя перстами, а не двумя? «Ляхов», принимая в православие, не перекрещивать? «За» проголосовало большинство, хотя нашлись и воздержавшиеся. Павел Алеппский презрительно отозвался о фрондерах как о людях «грубого нрава и тупого ума».

А еще архидиакон греческого патриарха написал вот что: Никон «перевел служебник литургии с греческого языка на русский, изложив в нем обряды и проскомидию в ясных выражениях, доступных пониманию детей, согласно подлинной греческой обрядности. Он напечатал этот служебник в нескольких тысячах и роздал их по церквам всей страны». Все верно. 20 (30) сентября 1655 г. первый завод «Служебника» — тысяча двести штук — увидел свет. С опозданием ровно на год. Арсений Грек даже умудрился подчерпнуть кое-что для книги из привезенных Арсением Сухановым в феврале 1655 г. пятисот греческих манускриптов. 24 сентября (3 октября) в книжной лавке на Никольской улице продали первый экземпляр. Впрочем, спустя месяц, 26 октября (5 ноября), распространение приостановили. Глава церкви и государства пожелал откорректировать «95 четверток». «Ис печати те четвертки вышли… во 164-м году генваря в 5 день», то есть через два с половиной месяца. 7 (17) января 1656 г. книга начала расходиться по рукам.

Далее патриарху оставалось терпеливо ожидать реакции народа: примет или не примет выстраданный им компромисс — земли в обмен на обряды? Увы, терпеливого ожидания как раз и не получилось. Иван Неронов преподнес очередной сюрприз: 10 (20) августа 1655 г. сбежал из Кандалакшского монастыря.

С тремя единомышленниками «в 4-м часу нощи в маленком карбасе поехали морем». Вместе пережили и погоню, и страшный шторм. Первые кров и пищу обрели на Соловках у архимандрита Ильи. Отдохнув, поплыли на материк, спеша в Москву. Там старого товарища приютил Стефан Ванифатьев.

«И многа молва быть в Русии Иоанна ради»! Почему? Потому что Никон поднял на ноги всех и вся на поиск опасного смутьяна. А игумен Кандалакшского монастыря Феодосии и архимандрит Соловецкой обители Илья за утрату бдительности лишились права на отправление божественной службы. Нет, не верил Никон в русский народ, не доверял ему. Боялся, что Неронов яркой проповедью переманит десятки тысяч, сотни на свою сторону и вовлечет всех в мятеж, ослабляющий, а то и сокрушающий боевой дух русской армии. Надеялся не допустить катастрофы изоляцией пламенного оратора от непросвещенной и несознательной паствы. Оттого потребовал от духовных и светских приказных всех уровней с надлежащим рвением искать и найти заклятого врага московского государства.

Хотел как лучше. А вышло наоборот. Объявлением Неронова во всероссийский розыск Никон обеспечил оппонента бесплатной политической рекламой. Ну, кого летом 1655 г. волновала судьба Кандалакшского узника? Поредевшую когорту старых соратников, вологодскую родню да добрых знакомых в разных краях, кои отец Иоанн когда-либо посещал. А спустя полгода, под занавес военной кампании 1655 г., похоже, только отшельники в забытых Богом скитах не знали, что соперник номер один патриарха, обманув монастырских надзирателей, вырвался на волю и сейчас где-то разворачивает сопротивление «еретическим» реформам святейшего «великого государя». По всей державе московской в городах и «в весях» население, проведав от начальников о сыскном аврале, дивилось отчаянной отваге и самоотверженности гонимого за правду протопопа. Ловить и выдавать беглеца властям мало кто думал. Большинство, как водится на Руси, жалело исчезнувшего вождя «боголюбцев». А от жалости до сочувствия и реальной помощи не так далеко.