Тайны российской аристократии

Между тем уже началась подготовка к свадьбе. Последнее мероприятие проводилось согласно уже создавшейся практике «выбора невест». В «города» были отправлены служилые люди и дьяки, которым предстояло, согласно царскому указу, «смотрети дочерей девок нам невесты». Сохранились, к сожалению, немного, и отчеты об этих своеобразных конкурсах красоты. Так, одна из кандидаток, княжна Авдотья Гундорова, по словам князя И. Мезецкого была 12 лет, «а телом ровна, ни тонка, ни толста, очи находили на черно, нос по лицу не долог, волосы темнорусы». Впрочем, провинциальные дворяне, понимая, что шансы стать царским тестем у них невелики, неохотно показывали своих «девок», за что царская грамота даже грозила им опалой и казнью. Однако дороги были дальними, а расстояния большими, и Иван, не дожидаясь всех итогов смотра, сыграл свадьбу с московской боярышней Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой, дочерью покойного окольничего Романа Юрьевича, представителя старомосковского боярского рода.

О царице Анастасии с легкой руки Н. М. Карамзина в историографии господствовало мнение как о добром гении Ивана. Лишь она якобы могла обуздать бурную натуру царя и действовала на него благотворно. Но стоило царице умереть (1560), как Иван «преложи кротость на лютость», и из «доброго» покорителя Казани и Астрахани, превратился в «злого» творца опричнины. Карамзин писал об Иване и Анастасии, опираясь на свидетельство англичанина Джерома Горсея, впервые побывавшего в Москве в 1573 г. Он общался с Грозным, но об Анастасии знал только понаслышке. Горсей пишет: «Эта царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и внимательной, что ее почитали и любили и боялись все подчиненные. Он (царь. – С. Ш.) был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом, в результате он с помощью своих храбрых князей, священнослужителей и совета сбросил ярмо дани, тяготившей его предшественников под властью Скифского Царя Крыма, завоевал царство и царей Казани и Астрахани…» Помимо частных ошибок, Горсей напутал и в целом. Более прав в оценке этого брака академик С. Б. Веселовский: «„В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань“. В первом браке Ивана на долю Анастасии выпала роль трепетной лани. А Иван был конем, да еще каким: при жизни Анастасии он был плохо обузданным конем, а после ее смерти и вовсе разнуздался».

Традиционные московские добродетели Анастасии вовсе не способствовали смягчению буйного нрава ее супруга. И доказательства этому мы находим в источниках. Не говоря уже о массовых пытках, которым подверг Иван псковичей-челобитчиков в июне 1547 г., есть свидетельства и о других проявлениях его необузданного темперамента. Правда, они косвенные, но вполне убедительные.

К концу 1540-х гг. относится поучение благовещенского протопопа Сильвестра (будущего главы «Избранной рады»), адресованное царю и направленное против «содомского греха», процветавшего в его окружении. Сильвестр гневно осуждал содомию при московском дворе, и требовал от царя исправиться: «Аще сотвориши се, искорениши злое се беззаконие прелюбодеяние, содомский грех и любовник отлучиши, без труда спасешися и прежних грех свой оцистиши». Правда, слово «любовник» в XVI в. тогда не имело столь прямого значения как сейчас, а означало «любимец», «приближенный», пояснение священника о «прежнем грехе» самодержца не оставляет сомнений – уже в юные годы Иван был гомосексуалистом, и даже женитьба не исправила этой склонности.

Помимо Сильвестра, о половой распущенности царя писал, хотя и не столь прямо, другой выдающийся церковный деятель той эпохи – Максим Грек. Великий философ, испытавший немало гонений в предыдущее царствование, доживал свой век в Троице-Сергиевом монастыре. По просьбе неких лиц, вероятно, намеревавшихся воздействовать на молодого монарха, книжник адресовал царю свое сочинение, в котором указывал, что тот, кто подчиняется «ярости и гневу напрасному и беззаконным плотским похотям», не человек, но «безсловесного естества человекообразно подобие».

Оба духовных лица, указывая на пороки царя, говорили, что они разлагают и общество. Что же будет с государством, вопрошал Сильвестр, если «в такое безстудие уклонятца» бояре, дьяки и служилые люди? А за аристократией и служилыми было немало и своих грехов, и в первую очередь неправый суд, казнокрадство и взяточничество. Неизвестно, как воспринял бы эти поучения Иван, если бы катастрофические события не показали ему слабость государственной системы и необходимость исправления как аппарата управления, так и личной жизни.