Тайны российской аристократии

В XVI в. начинают формироваться провинциальные корпорации служилых людей – «городовое» дворянство. Смутное время способствовало их консолидации и в определенной степени зародило в них стремление к самостоятельности. В 1620-е гг. частым явлением стали волнения членов дворянских корпораций, направленных на защиту своих интересов от «сильных людей», бояр. Позднее дворяне одного уезда часто объединялись, добиваясь сыска беглых крестьян или решения других животрепещущих вопросов.

Судьбы и происхождение местных корпораций были различны. Например, новгородское дворянство по большей части было новым и происходило от землевладельцев, посаженных Иваном III после конфискации обширных вотчин новгородского боярства. Напротив того, рязанские роды восходили к местному боярству XIII–XV вв.; эта корпорация была замкнутой, весьма уважаемой и сильной. В Смутное время рязанские дворяне во главе с Прокопием Ляпуновым составили ядро Первого ополчения. Активно отстраивавшаяся в конце XVI в. южная линия обороны требовала своего служилого сословия, и в этих краях воеводы верстали поместьями (раздавали поместья) представителей низших сословий – казаков, бывших (порою беглых) холопов, разорившихся купцов и ремесленников, а то и крестьян. Провинциальных дворян чаще всего и именовали по тому уезду, где находились их вотчины: костромичи Писемские, галичане Котенины, рязанцы Вердеревские и т. д.

Собственно единого названия для дворянства в XV–XVII вв. не было. Вместо термина «дворянство» писали и говорили: «служилые люди по отечеству» или «дети боярские» («сыновья боярские»). Даже в первой половине XVIII в. фигурировал заимствованный из Польши термин «шляхетство», и лишь со второй половины XVIII в. после завершения процесса формирования сословия появляется термин «дворянство», а понятие «дворянин» становится важным социальным признаком. Но, несмотря на пестроту своего состава, дворянство в XV–XVII вв. (и позднее, вплоть до реформ Александра II) объединялось одной важнейшей чертой – правом владеть населенными землями и пользоваться результатами труда земледельца.

Землевладение служилых людей было представлено двумя формами: вотчина и поместье. Вотчина, как о том свидетельствует сама форма этого слова, являлась наследственным, «отеческим» владением. Вотчинное землевладение, возможно, уходит своими корнями еще в домонгольскую эпоху. Другим его источником были княжеские пожалования за верную службу. Согласно средневековым представлениям, владельцем всей земли был государь – великий князь, а затем царь. Он и жаловал бояр и дворян вотчинами. Наконец, вотчины покупали, и чаще всего у других землевладельцев. Поместье же, напротив, было временным и отчуждаемым земельным наделом. Его давал государь служилому человеку, и только за службу, о чем уже говорилось выше. Однако и поместье, и вотчина, как это было установлено «Уложением о службе», введенном в 1555–1556 гг., обязывали к несению военной службы. По первому же требованию землевладелец был обязан явиться в поход «конно, людно и оружно». «Уложение» определяло, что с каждых 100 четвертей (четверть составляет немногим более 0,5 гектара) «доброй земли» землевладелец был обязан выставить на смотр одного конного воина в полном вооружении, а в дальний поход – воина с двумя лошадьми. За исполнение норм «Уложения…» выдавалось жалованье, за их перевыполнение – премия. В противном случае провинившегося ждали штраф и даже конфискация поместья.

Для определения боеспособности русской армии ежегодно проводились войсковые смотры. Вот как описывает их Сигизмунд Герберштейн: «Каждые два или три года государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у каждого лошадей и слуг. Затем, как сказано выше, он определяет каждому жалованье. Те же, кто может по своему имущественному достатку, служат без жалованья».

Средний дворянский поместный оклад составлял от 100 до 500 четвертей, и, следовательно, за каждым дворянином выходили на службу от одного до пяти «боевых холопов». Естественно, жизнь вносила свои коррективы в определенные законом правила. Так, по документам дворянского смотра 1632 г., костромской дворянин Федор Беляницын Зюзин с 347 четвертей поместья и вотчины обязался выехать «сам на коне», выставить воина на коне да с запасным конем и двух человек в обоз (т. е. пехотнинцев). А суздалец Иван Андреевич Колобов с 466 четвертей поместья, кроме себя, выставлял двух всадников, а не четверых, как положено по «Уложению». Правда, колобовский «человек» выезжал на поле боя «с пищальми», а зюзинский явно был вооружен более скромно.