Тайны рун. Наследники Одина

Итак, Карл Мария Вилигут утверждал, что он происходит из королевского рода клана Аса-Уана, корни которого теряются в глубинах истории, и является последним наследником линии германских святых по имени Вилиготис. И, разумеется, память всех его предков в его распоряжении, нужно только напрячься и вызвать соответствующее видение. Опираясь на этот не подлежащий, в принципе, никакой проверке источник, Вилигут рассказывал о ритуалах и законах древних германцев, славных воинах и, разумеется, священных письменах. Правда, в его рассказах было слишком много от Гвидо фон Листа, но это никого не волновало: раз воспоминания Вилигута напоминают листовские писания, что ж, значит, мэтр Гвидо был прав.

Родовая память — вещь, которую не опровергнешь никакими доказательствами. Мало ли какие есть археологические находки?! «Я помню, что было именно так, а все, что противоречит этим воспоминаниям, — грубая подделка». Поэтому смело можно оперировать самыми смелыми откровениями, заявлять, что германская культура появилась почти за триста тысяч лет до Христа, что в те времена на небе сияли три солнца, что Христос и Бальдр — одно и то же божество[63], а Библия была написана в Германии и потом украдена исказившими ее евреями, можно, ничтоже сумняшеся, вписывать себе в генеалогическое древо Видукинда и Арминия Херуска. Перечислять все такого рода откровения смысла, пожалуй, не имеет: практически в любой спекулятивного характера книге, объявляющей Адольфа Гитлера темным магом и некромантом, о Вилигуте и его родовой памяти будет сказано достаточно. К тому же к рунам все это имеет отношение очень слабое. Равно как и к реальности. Единственное, что по-настоящему важно, — так это то, что наставник Генриха Гиммлера пропагандировал руническую магию и ритуалы. Правда, ни о какой аутентичности их и даже о минимальном сходстве с тем, что существовало на деле, речи не было. Потому что Карл Мария Вилигут, вероятно не желая спорить с прочими оккультистами-патриотами, объявлявшими себя наследниками жрецов Одина (Вотана), заявил, что он является последним из жрецов довотанической прарелигии, о которой как тогда, так и сегодня, практически ничего не известно. Это было как раз то, что надо: если нет фактов, откровения «родовой памяти» оспорить невозможно.

То, что военная карьера его прервалась в связи с поражением Тройственного союза в Первой мировой, здорово подкосило кадрового офицера. Всего несколько лет гражданской жизни — довольно тяжелой и бедной — и Карл Мария Вилигут был уже не на шутку болен. Его фантазии, бывшие сперва, судя по всему, не более чем прихотливой игрой ума, стали для него реальнее, чем окружающий мир. Он страдал манией преследования, считал, что на него идет настоящая охота со стороны поклонников Вотана, евреев и христиан. К середине 20-х гг. иметь с ним дело стало практически невозможно: отставной офицер сделался вспыльчив и буен. Настолько, что вскоре был против своей воли помещен в психиатрическую лечебницу с диагнозом «шизофрения, мегаломания и паранойя», а городской суд Зальцбурга объявил его недееспособным. Заявить, что лечение оказалось успешным, — значит погрешить против истины, но тем не менее спустя какое-то время Вилигута выписали из больницы. Оказавшись в 1927 г. на свободе, он с головой ушел в мистику. То, что раньше было не более чем увлечением, интересом, стало для него смыслом жизни, основным предназначением. Вилигут связался с венскими оккультистами, опубликовал несколько статей, писал стихи и поэмы, пользуясь псевдонимом ярл Видар. Для того чтобы оживить свое воображение, подхлестнуть память предков, в которую он теперь уже и сам верил безоговорочно, принимая любые свои подчас болезненные фантазии за подсказку со стороны мудрых предков, он стал принимать различные стимуляторы и наркотики, еще более обострившие течение его болезни. К началу 30-х Карл Мария Вилигут просто перестал существовать как личность. Он вел себя так, как будто и впрямь был носителем древнего знания, его проводником, вратами, сквозь которые мудрость забытых веков входила в наш мир. Говорить всерьез о каком бы то ни было исследовании рун тут просто не стоит: единственным подтверждением истинности произносимых им сентенций служили его же собственные утверждения о том, что они истинны. Но одна заслуга за ним, безусловно, есть: своим фанатизмом и убежденностью, фантастическими рассказами — а рассказчиком он был, если верить свидетельствам современников, отменным — он вызывал интерес к прошлому, интерес к древне-германским священным письменам.