Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси

– Здра… Ирина! – это в дом вошла баба Нюра. – Ты что ж… Да ты откуда? Да где… Миша! Ты посмотри – а вот Ирина приехала!

– Да я уже заметил!

Баба Нюра села на стул. Ирина прошлась по комнате, посмотрелась в зеркало, увидела на трюмо свою фотографию в рамке, подняла ее, стала рассматривать.

– Сейчас! Он – мигом, он еще горячий… Мам, что ты сидишь? Поди варенье принеси! Черничное… Ирин, ведь ты черничное любишь… да?

Баба Нюра поднялась и пошла в кладовку:

– Да, сейчас… черничное…

Ирина поставила фотографию, снова оглядела себя в зеркале, потом обернулась к Михаилу:

– Да ты не суетись так… Я ж ненадолго.

Михаил остановился, искоса с тревогой глянул на Ирину.

– Мне же еще домой… Маме нужно показаться – я почему-то прямо сюда пошла, с автобуса… Даже и домой не заглянула…

– Да-да, конечно, к маме!.. – Михаил поднял самовар и понес его в комнату. – Вот! Готово! У нас – один миг! Ты присаживайся – в ногах правды… Садись, а я пока чашки…

Тут вошла баба Нюра с банкой…

– Мам! Я ж тебя просил – черничное, этого года! Это ж не то…

– А я знаю, куды ты его запхнул-то?

– Да там, сбоку, еще крышка такая… – Михаил крякнул с досады. – Я сейчас сам пойду и найду!..

Михаил пошел и хлопнул дверью.

– А Миша все такой же… – вздохнула Ирина. – Все так же шумит, все на нервах… – Тут она заметила, что баба Нюра обвязывает платок и надевает шубу. – Баб Нюр, а вы куда?

– Пойду я, вы тут без меня… – Баба Нюра обернулась на пороге: – Только вот что скажу! Если б муж мой, царствие ему небесное, был жив, то плети тебе не миновать бы… Стара я стала, ничего уж не пойму… Пришла, ушла – будто так оно и надо… И сидит тут, улыбаетси… Вот! – Тут вошел Михаил. – Да, Михайла, пойду я… Да…

Баба Нюра прошла мимо опешившего Михаила, бормоча, покачивая головой. Хлопнула входной дверью…

– Ты, Ир… не слушай ее, – Михаил виновато потупился, – она женщина старая, со своими понятиями. – Он подошел, сел напротив Ирины и подпер голову руками. – Очень рад видеть тебя. Да ты – пей чай-то…

Ирина отвернула кран, и в чашку, дымя, полился кипяток. Михаил невольно следил за ее руками, потом поднял глаза, встретился на миг со взглядом Иры, насмешливым, с прищуром, и тут же, смутившись, опустил голову.

– А я заметила твой аппарат – там, на реке. Значит, правда, ты – летаешь? – Ирина рассмеялась. – Я-то сначала не поверила, когда мне написали… Нет, ну – правда что ли?

– Летаю! Да… Сегодня – летал! Первый раз с тех пор как учился на пилота да бросил… – Михаил обрадовался тому, что Ирина заговорила о его самолете, заулыбался и покраснел. – Ой, ты бы знала, как там, – он махнул вверх, – красиво. Это Ирий! Внизу – все как на ладони… и облака… И слепящее, близкое, – руку протяни, – Солнце наше… Красота!.. Это надо видеть! Я бы хотел тебе показать все это…

– Верю-верю!..

– Сверху все видно… далеко… Только там понимаешь, на каком крохотном лостуке земли мы живем… и такой маленький срок… А все чем-то недовольны, права качаем, жизнь друг дружке портим… Зачем?.. Мама говорит – я разобьюсь… Запрещает летать… Хочет из крыльев самолета навес для поленницы сделать. Правда-правда. Только я не слушаю… Не маленький же. Я теперь часто летать буду! Я вот так решил!

– А ты молодец, Миша. Дело себе нашел по сердцу. Увлекся… А у меня… все как-то не так… – Ирина вздохнула, потом быстро поняла глаза и посмотрела на Михаила с вызовом: – Только ты не думай, что я жаловаться приехала. Совсем нет!

– Ну что ты, Ир…

– А почему ты не спрашиваешь – что я здесь делаю? Почему я здесь?

– Зачем же спрашивать – сама скажешь… Только, Ир…

– За разводом я приехала… Нам нужно подать на развод, вот что!..

– Да… Ясно…

– Ну, я пойду, Миш… Ты не обижайся на меня… Вот такие дела… – Ирина обернулась у двери: – Ну, до свидания!

Михаил отвернулся и встал у окна. Солнце за окном уже завалилось за Ярилину гору. На дворе быстро темнело… Как же так? Как такое может быть… Что завязано – развязалось…

…В доме потушен свет; темно; уже далеко заполночь. Михаил Александрович лежит с открытыми глазами, ему не спится. Не спит и баба Нюра. Он поднялся, пошел на кухню, сел…

– Миша, что делать-то будешь?

– Спи, мама…

Михаил смотрел в окно… За окном одинокой звездочкой горел фонарь, мерцал снег под скорбной, ущербной луною…

– Говорила я тебе, всегда говорила: Ирина – шальная девка, да ты разве послушаешь? Вот теперь и расхлебывай… Да…

– Мама, ладно… Чего теперь…

…Наконец, баба Нюра уснула. Михаил Александрович осторожно на цыпочках прокрался из дома… Пошел, проваливаясь, по снегу к реке…

Ночь была тиха и прозрачна. Самолет его стоял на клязьминском льду на полосе сиреневого фонарного света, оплетенный тенью вяза… Он включил фару, стал раскручивать пропеллер. Пропеллер сделал оборот, остановился на миг… И вдруг – надрывно, как дантист, задевший нерв, принялся буравить, резать, дробить ночь. Самолет тронулся, набрал скорость, зачертил по льду.

За вязами вспыхнул желтый прямоугольник – проснулась баба Нюра.