Тайны русского слова

Поясню свою мысль. Представьте, что похожее обвинение предъявляется мне самому. В шпионаже, ну, скажем, в пользу Уругвая (Китая, США — да чего угодно). Я же в ответ гневно восклицаю: «Да вы что? Я всегда был азербайджанцем!» По-моему, не только не убедительно, но даже и, согласитесь, смешно и нелепо. Почему же тогда не возникает такого ощущения в предыдущем случае? Ответ может быть только один. Для святителя Луки, как и для подавляющего большинства русского населения России того времени (какой удар для нынешних либералов!), попросту не могло быть разночтений между понятиями русский и православный. И коль так, то о каком таком Ватикане вообще могла идти речь?! А потому краткий ответ владыки так ёмок и убедителен, так органичен и правдив.

— Кто ты? — Русский.

Из века в век, называя себя, обозначая свою национальную принадлежность, русские люди — в отличие от всех иных народов — отвечают, по сути, не на привычный вопрос кто ты, а на вопрос какой. Тем самым, даже не отдавая в этом отчета, избирают не примитивно-биологическую, а иную качественную доминанту. И именно русскость, как явление высшего порядка, по сей день продолжает оставаться непостижимым феноменом всех времен и народов, вызывающим различные, подчас взаимоисключающие суждения и толки. Именно об этом явлении так удивительно и прозорливо, как умел делать это только он, писал Федор Достоевский, называя русских всечеловеками, вселенскими людьми.

И как же обедняют собственную страну, ее культуру и науку, литературу и искусство те, кто и поныне с прискорбным упорством обосновывают понятие русскости, исходя в основном из биологической составляющей. Если ее взять за мерило русскости, то сотни светочей отечественной культуры, истории, науки и религии: тот же Достоевский, а также Пушкин, Лермонтов, Даль, Куприн, Мандельштам, Шостакович, Суворов, Барклай-де-Толли, Багратион, Чапаев, Ахмадуллина, Ким, Окуджава, Левитан, Рихтер, Вахтангов, Симонов, Светлов, Хуциев, Данелия и многие-многие иные (этот список можно продолжать до бесконечности) — как «не чисто русские» должны быть попросту сброшены с борта Русского Корабля. При «биологической» постановке вопроса в этот же «черный список» наверняка будут вписаны многие и многие имена последней российской царствующей династии, а также — страшно даже помыслить — венчающие Собор новомучеников и исповедников российских святые Царственные страстотерпцы, среди которых — великая княгиня Елизавета Федоровна, заживо погребенная большевиками в шахте. В «нерусские» придется зачислить и чудотворца всея Руси преподобного Александра Свирского и Пафнутия Боровского, и архиепископа Крымского Луку (Войно-Ясенецкого) — словом, сотни и сотни имен русских святых...

Да только здесь, в России, могли и, слава Богу, могут рождаться и проживать свою неповторимую жизнь русские немцы, русские евреи, русские корейцы, русские татары... Автору этих строк приходится все чаще и чаще встречать даже русских азербайджанцев, окруженных любовью и почитанием православных пастырей. Как замечательно это высочайшее родство, когда «крови неродной, а души одной».

Задавая в различных аудиториях один и тот же вопрос, кто же из наших святых «самый русский», неизменно слышишь в ответ: Николай Чудотворец. И это поразительно, ведь речь идет о человеке, который родился и вырос вдалеке от России задолго до ее Крещения и даже, скорее всего, не имел представления об этой стране. Но, вопреки всему — он самый русский! Именно поэтому в одной из своих замечательных проповедей, произнесенных в 1949 году, святитель Лука скажет: «Обратим свой взор направо — там возвышаются горы, на вершинах которых видим пророков, патриархов во главе с Авраамом, апостолов, сонмы мучеников Христовых, сияющую светом плеяду святителей и впереди них — Николая, Чудотворца Мирликийского».

Вспоминаю в этой связи, как около шести лет назад названивал из Москвы знакомому игумену в Сергиев Посад, в гимназию, которая была к тому времени передана его заботливому попечению. Всякий раз слыша от охранника, что «батюшка у Прасковьи», я приходил в немалое смущение, зная Его Высокопреподобие как человека строгих правил. Теряясь в мыслях, о какой Прасковье идет речь, я сообразил, наконец, что искать его надо, конечно же, в храме великомученицы Параскевы, где он был настоятелем. И хотя эта великомученица жила в III веке в Римской империи, она для нашего народа стала совершенно родной, русской — Прасковьей...