Так вот, в районе Джелалабада Лоуренс появился под видом мусульманского священника и вблизи английского форта Курам организовал продажу оружия, причем по ценам вчетверо ниже общепринятых. Так повстанцы получили все, что им было нужно, и довели свое дело до конца.
Казалось, что судьба Амануллы-хана предрешена, займи отряды повстанцев Кабул, не избежать бы падишаху пули, а то и веревки. Но тут в дело вступил Красный Лоуренс! Где-то под Ташкентом он сформировал мощный «афганский отряд» в две тысячи сабель. С воздуха отряд прикрывала авиация, а пулеметные роты и полевая артиллерия составляли костяк огневой поддержки. И хотя в отряде не было ни одного афганца — в основном там были советские таджики, узбеки и другие, восточной внешности, бойцы, одетые в афганскую форму.
В соответствии с новыми веяниями первыми удар нанесли бомбардировщики, потом, по заранее выявленным целям, открыла огонь артиллерия, и уж после этого, когда сопротивляться было некому, в лихую атаку пошла кавалерия. Полтора месяца отряд Примакова громил отряды повстанцев. От несомненных успехов Красный Лоуренс вошел в такой раж, что потребовал разрешения на применение химического оружия, ведь его учитель Тухачевский подавил восстание тамбовских крестьян не пулеметами и пушками, а ипритом.
Москва применять иприт не разрешила. А тут еще Аманулла-хан дал слабину, отрекся от престола и бежал в Кандагар. На трон взошел его брат Инаятулла-хан, но он вскоре тоже отрекся от престола и на английском самолете бежал в Индию. Теперь всевластным повелителем стал вчерашний бандит Баче-Сакао, но и он на троне просидел недолго: через пять месяцев его войска потерпели поражение, и новоявленный падишах был убит.
После всех этих свержений, убийств и отречений отряду Примакова было приказано вернуться в Ташкент. Бойцы разъехались по домам, а Примакова направили в Токио. Там он целый год был военным атташе, а потом его отозвали в Москву. Казалось, что высокая должность заместителя командующего Ленинградским военным округом достаточно надежная защита от всякого рода неприятностей, но в Кремле думали иначе, и в августе 1936-го Примакова арестовали.
На первых допросах нелепые обвинения в антисоветском заговоре и шпионской деятельности Виталий Маркович отрицал. Но после зверских избиений и жестоких пыток наговорил на себя и на своих сослуживцев такого, что следователи удовлетворенно потирали руки: за разоблачение такого вражеского гнезда их ждали высокие награды. Правда, не всех, через несколько лет наградой для многих из них, в том числе и для их начальника Ежова, стала чекистская пуля.
Но расстрелять Тухачевского, Примакова, Уборевича, Якира, Пугну и многих других эти вурдалаки успели, в июне 1937-го «врагам народа» вынесли смертный приговор и в тот же день привели его в исполнение.
РОСЧЕРК КРАСНОГО КАРАНДАША
ЦЕНА БЛАГОСКЛОННОСТИ «ХОЗЯИНА»
Среди множества нелепых, абсурдных и кровавых дел, так или иначе связанных с именами советских дипломатов, одно стоит особняком. Во-первых, это дело не дипломата, а журналиста, и, казалось бы, к нашей теме не имеет отношения. Но, во-вторых, ознакомиться с ним просто необходимо, так как судьбы многих дипломатов в самом прямом смысле слова оказались в руках этого журналиста. Я говорю о Михаиле Кольцове.
В 1930-х годах популярность этого человека была сравнима с популярностью челюскинцев или папанинцев, его репортажами зачитывалась вся страна, к его книгам писали предисловия Бухарин и Луначарский, он состоял в переписке с Горьким, встречался со Сталиным — и вдруг арест… За что? Почему? Что натворил этот любимец партии и правительства? Ответы на эти вопросы долгое время были за семью печатями, но я их нашел — они в следственном деле № 21620 по обвинению Михаила Ефимовича Кольцова. Три тома лжи, клеветы, наветов, оговоров, три тома нелепейших признаний, убийственных характеристик и, что самое ужасное, три тома кошмарных показаний, которые сыграли роковую роль в судьбах многих и многих людей, в том числе и дипломатов.
Примечательно, что постановление об аресте Кольцова утвердил лично Берия. Думаю, что его подпись появилась не случайно. Чтобы арестовать такого человека, как Кольцов, нужна была виза не менее чем наркома внутренних дел. Ни секунды не сомневаюсь, что была и другая виза, только устная: не согласовав вопроса со Сталиным, даже Берия не мог поднять руку на человека, которого в Кремле «ценят, любят и которому доверяют». Именно так говорил о Кольцове человек из ближайшего окружения Сталина.
Самое странное, что именно в те дни, когда Михаила Ефимовича стали приглашать в Кремль и говорить, как его ценят, Кольцова начали обуревать дурные предчувствия.
Вот что рассказывал об этом периоде жизни Кольцова его родной брат, известный художник-карикатурист Борис Ефимов: