Тайны русской дипломатии

Сделано это было, в худшем смысле слова, по-театральному. В ночь на 4 мая 1939 года в кабинет Литвинова нагрянули Берия, Молотов и Маленков. Можно себе представить, с каким иезуитским наслаждением они объявили о решении партии и правительства освободить товарища Литвинова от должности народного комиссара иностранных дел. Максим Максимович был к этому готов, он даже хотел оставить этот пост по собственному желанию, но не успел — заявление так и осталось в его сейфе.

Следующим шагом должен быть арест, но дипломата почему-то не тронули и дали уехать на дачу. А вот там его ждал целый взвод сотрудников НКВД. Но и они Литвинова не тронули, а их начальник сказал, что ему приказано охранять Литвинова. Максим Максимович дозвонился до Берии и поинтересовался: что все это значит и зачем нужна эта комедия с охраной?

— Максим Максимович, дорогой, — хохотнул Берия. — Да вы себе цены не знаете! Отныне мы вас будем беречь и охранять.

Так Литвинов попал под домашний арест… И об отставке Литвинова и о его домашнем аресте стало известно всему миру. Газеты западных столиц забили тревогу! Выразили озабоченность и правительства этих стран. В Париже с трибуны парламента большое беспокойство Франции выразил Эдуард Эррио, тот самый Эррио, который в 1924 году установил дипломатические отношения с СССР, а в 1932-м подписал договор о ненападении.

Подводя итог своему выступлению, Эррио с горечью сказал:

— Ушел последний великий друг коллективной безопасности.

Дошел до Москвы и довольно серьезный голос из-за океана: президент Рузвельт с ковбойской прямотой дал понять, что Америка нуждается в Литвинове.

Пока изучались и сопоставлялись все эти голоса и мнения, наступил сентябрь 1939 года, а с ним и Вторая мировая война. Потом Советский Союз ввязался в финскую кампанию, а потом грянуло 22 июня 1941 года. Все это время Сталину было не до Литвинова. Но когда немцы подошли к Москве, а второго фронта все не было и все понимали, что в огромной степени его открытие зависит от позиции США, вспомнили о словах Рузвельта, касающихся Литвинова. Молотову было велено немедленно связаться с Литвиновым.

— На какую должность вы претендуете? — спросил он по телефону.

— Только на вашу! — твердо ответил Максим Максимович. (А Молотов в это время был наркомом иностранных дел.)

Буквально через час к Литвинову примчался посыльный и сообщил, что Максим Максимович назначен заместителем наркома иностранных дел и послом СССР в Вашингтоне.

— Мне приказано доложить о вашей реакции, — не уходил посыльный. — Что мне сообщить?

— Сообщите, что я согласен… Идет война. Другого выхода нет.

Вскоре Максим Максимович оказался в Вашингтоне… О результатах его многотрудной деятельности очень хорошо написал в своих воспоминаниях Анастас Иванович Микоян: «После прибытия Литвинова в США дела пошли лучше. Вскоре мы получили миллиард долларов кредита. Успеху переговоров с Америкой способствовала личность Литвинова. Он умел воздействовать на государственных деятелей Америки, на президента Рузвельта, извлечь из своих хороших отношений с государственными деятелями Соединенных Штатов большую пользу для Советского Союза».

Какая муха укусила Сталина зимой 1943-го, сказать трудно, но неожиданно для всех он распорядился отозвать Литвинова в Москву. Заместителем наркома он остался, но никаких серьезных дел ему не доверяли. А чтобы унизить окончательно, загнали в крохотный кабинетик чуть ли не под лестницей.

Мы уже не раз говорили о том, что Сталин испытывал какое-то садистское наслаждение, возвышая и приближая к себе человека перед тем, как нанести ему смертельный удар. Вскоре после войны в английском посольстве состоялся большой прием. Неожиданно туда приехал Сталин. Увидев Литвинова, он подошел к нему и предложил выпить на брудершафт.

— Увы, но я не пью, — ответил Литвинов. — Врачи запретили. Все так и охнули! Отказаться выпить со Сталиным — это же ни в какие ворота. Умри, но пей! Это же великая честь! Но Сталин, как ни странно, не обиделся.

— Все равно, — сказал он. — Считайте, что мы выпили на брудершафт.

На другой день Литвинова перевели в большой, роскошный кабинет… А в июле 1946-го Максиму Максимовичу позвонил заместитель министра иностранных дел Деканозов, тот самый Деканозов, который был правой рукой Берии и который в 1953-м будет расстрелян в один день со своим шефом, и сухо сказал:

— Мне поручено сообщить, что вы освобождены от работы. Это был конец… Больше Литвинова никуда не приглашали

и никакой работы не предлагали. Он еще жил. Жил целых пять лет. Болел, страдал, практически не выходил из дому, перенес три инфаркта и умер, как принято говорить, своей смертью. По тем временам это было большим подарком. Гораздо чаще вождь народов дарил своим соратникам и приближенным пулю палача.