Я покраснела от этого замечания, но ведь так оно и есть – ни одной серьезной фразы на всех четырех страницах не было…
Значит, это было вчера (
Ну а теперь – о рефератах, которых я сегодня выслушала два. В семинарии Пиксанова и просеминарии Сиповского.
У Пиксанова это вышло замечательно: он повел дело таким образом, что выступил в роли защитника матери Тургенева156
, которую «прокурор» (по его меткому выражению) – докладчица очень сурово обвинила. Вопреки общему мнению, он признал (на основании новейших данных, которыми, впрочем, пользовались и все работавшие по этой теме) за матерью писателя и материнскую любовь к своим сыновьям и к мужу, и ясность мысли, и критическую оценку литературных произведений, и яркий художественно-литературный талант, и властность взгляда – как признак сильной и твердой воли. И спросил, заканчивая свою речь:– Так что ж, господа, заслуживает снисхождения? – на что и услыхал дружное:
– Да!..
Удивительно интересный такой какой-то способ ведения занятий…
У Сиповского всё это в другом роде, понятно, но у него – это первый просеминарский реферат. Девочка – с головкой гладенького пай-мальчика – нежным тонким голоском читала (с запинками – по тетрадке) дли-инный реферат. Она не так поставила себе вопрос и задачу темы, как это было видно нам, всем остальным, и поэтому «попала в калошу». Возражали три-четыре девочки, еще не вылезшие из своих коричневых платьев. Сбивчиво, повторяясь, неясно (я, вероятно, надо откровенно сознаться, и так не сумела бы), но уж очень мило, именно – сбивчивостью. И Миша (
Получила вчера из дому латинские книги, но не все – всё равно покупать придется… А сегодня – письма от детей…
Приехала Юлия Аполлоновна, и надо отправиться к ней – за «тянулками»…157
Советуют приглашать к себе, только, по-моему, это как-то неудобно. Ну, там увидим…Ищу комнату, но поиски безуспешны. Положение не из приятных: моей компанионке, очевидно, надо от меня избавиться – она рассказывает, что одна ее подруга зовет ее жить к себе, а другая – предлагает мне перемениться с ней комнатой (18 рублей для одной)…
А как из него (
Хотела было записать о рефератах, о том, почему я зря себе комнату столько времени искала, о разговоре с m-r Loarond’oм – но голова очень болит… Была в бане – верно, от этого…
А на завтра – еще урок есть латинский. Приготовить бы надо…
Сейчас кончила маме письмо…
Давно сюда не заглядывала…
Сейчас сижу и жду Лиду. Вот звонок… Не она ли?.. Нет, хозяин пришел… Ну, значит – попишу…
Ведь я с 25-го (
О своем латинском уроке я ничего не писала. Ну, сделаю это теперь. Они мне не нравились, эти уроки. Анька совсем несерьезно себя вела, а она так заразительно хохочет, что за ней – все. Сергей Яковлевич только напускал на себя серьезность – это было видно. И снисходил ко всяким промахам. Вот скверно!..
У меня не выходило никакого толку из этих уроков.
Шура тоже почувствовала это и ушла из группы – неделю тому назад, а я дотянула до конца месяца и распрощалась только вчера с Клавдией и Аней. А Сергей Яковлевич узнает об этом только завтра (
Или вот еще – вчерашний (
Ну так вот: мы вышли вместе от Ани. Сергей Яковлевич отобрал у меня книжки и подхватил под руку.
– Пустите! – запищала я.
– Нет. Вы еще не привыкли ходить с мужчинами, надо вас приучить.
– Совсем ни к чему: оставьте, пожалуйста!..
Отпустил.
– Ну вот, – оправилась я, – теперь мне легче идти.
– Ей-Богу?
– Правда.
– Если б вы были выше, я бы вас выучил – учитель должен всему учить.
– Я вас больше за учителя не признаю.
– Вот как?! Ну-у, выражу порицанье вашим вятским студентам…
– За что?
– Да за то, что они – не на высоте своего положения.
– Да хоть бы и на высоте были, так мне-то бы неоткуда было научиться.
– Почему?