— Понимаете, доктор Орантес, Сорро, разумеется, погорячился, разумеется… И все-таки вашему другу следовало бы быть с ним поаккуратнее. Над Сорро все смеялись, а он честолюбив, очень честолюбив…
— Что ты несешь, Стальский?! — не в силах сдержать себя, взорвался Орантес. — Ты что, не понял? Сорро пытался подло убить О'Рейли!
— Больше такое не повторится, не повторится. Я гарантирую вам это, я клянусь…
— Да ты никак с ним заодно? — Еще мгновение, и Орантес ударил бы Стальского.
— Что вы, что вы, доктор Орантес! — испуганно вскрикнул Стальский и вдруг, с внезапно прорезавшейся железной ноткой в голосе, тихо сказал: — Я не советовал бы поднимать шум вокруг этого дела. Сорро — сын профессора Маршана. Это тайна. Ее не знает даже сам Сорро.
Ошеломленный неожиданной новостью, доктор Орантес медленно опустился в кресло. Гнев, ярость, ненависть кипели в нем. Но ведь нужно, нужно продолжать так осточертевшую игру с этими подонками…
— Что же ты предлагаешь, Стальский? — спросил он, взяв себя в руки.
— Никому не сообщать о проступке Сорро.
— Проступке?
— Да, проступке! Остальное я беру на себя. Такое больше не повторится.
— Ну что ж, спасибо и на этом. Увидишь, я тоже умею быть благодарным, заверил доктор Орантес.
О'Рейли вышел из клиники через три дня. Спустя две недели он как ни в чем не бывало по вечерам снова выходил на ковер.
Доктор Орантес во время одной из прогулок по парку рассказал товарищу о причинах его внезапной болезни и разговоре со Стальским. Взбешенный ирландец загорелся желанием немедленно расправиться со своим врагом, и доктору стоило больших трудов отговорить его от так не нужной им сейчас мести.
Однако на ковре О'Рейли с тех пор не упускал случая задать Сорро сильную трепку. Всякий раз, когда тот оказывался среди его противников, зрители плотным кольцом опоясывали ковер. Вскоре после начала схватки О'Рейли и Сорро оставались один на один — остальные соперники Джона обычно уклонялись от борьбы после одного-двух его жестких толчков и захватив. И тут начиналась не борьба, а жестокой бой с использованием Сорро совсем не борцовских приемов. Но могучий ирландец неизменно продолжал выигрывать все схватки, и Сорро всякий раз после очередного поражения провожал Джона мутным от злобы взглядом. В конце концов доктор Орантес категорически запретил О'Рейли выходить на ковер. Упрямый ирландец поспорил-поспорил, но потом все-таки согласился с разумными доводами товарища.
Сорро пока не предпринимал новых попыток навредить О'Рейли, но то, что у них в городке появился опасный и неукротимый враг, постоянно беспокоило доктора Орантеса. Рано или поздно безрассудный, яростно ненавидящий ирландца Сорро мог снова пойти на какую-нибудь подлость.
Любопытный народ проживал в лопающемся от довольства Сельвенте. Снисходительно почитывали тут классиков мировой литературы, слушали музыку, ходили в великолепную картинную галерею, собранную из скупленных у гангстеров краденых полотен. Но серьезного увлечения философией, искусством или литературой доктор Орантес здесь не замечал. Все подавляло болезненное, фанатичное преклонение перед наукой.
Члены правления городка методично и старательно вдалбливали в головы сельвентцев священные догмы: наука — это главное в жизни, наука — это будущее, наука — это смысл бытия. Если порой и появлялись «смутьяны», лечебница без труда вправляла им мозги, и самый отчаянный вольнодумец выходил из ее стен смиренным и покорным.
Доктор Орантес вглядывался в окружающих его людей, изучал их, даже ставил своего рода психологические опыты. Более других был интересен ему Ромеро. Какая-то внутренняя скованность, боязливость юноши иногда, правда, раздражали, но Ромеро все-таки порой думал и размышлял над вопросами, которых остальные перед собой даже не ставили.
Поэтому, когда Ромеро внезапно перестал посещать занятия, Орантес спросил Стальского, что произошло.
— Ромеро перевели в четвертый разряд. Он сейчас работает в энергоузле, ответил Стальский, неожиданно холодно и жестко глянув в глаза доктора.
Грустного Ромеро Орантес несколько раз видел на спортивных занятиях, но разговаривать с ним на глазах всего Сельвента не стал. Однако участие в судьбе своего самого талантливого ученика, желание найти еще одного товарища, помощника в борьбе за свободу, и, наконец, любознательность исследователя человеческих душ заставили Орантеса самого пойти в энергоузел.
Энергоузел размещался глубоко под землей. Доктор, спустившись на лифте, прошел в приборный отсек и увидел Ромеро, который сидел перед пультом и следил за показаниями датчиков.
— Здравствуй, Эрнандес! — сказал доктор.
— Добрый день, господин Орантес! — вскочил юноша. — Садитесь, пожалуйста, — засуетился он, подставляя доктору кресло.
Доктор Орантес сел, огляделся. Ромеро работал один, впрочем, наверное, и он был в энергоузле лишним, автоматы превосходно справлялись со своими задачами и без участия человека.
— Почему ты тут оказался? — спросил доктор. Ромеро опустил голову.
— Я провинился, и профессор Маршан перевел меня в четвертый разряд.
— И в чем же ты провинился?