И действительно, в четырнадцать лет с каждым утром красота Дианы расцветала все ярче. Избежав подростковых прыщей и сыпи, она росла, становясь все стройнее и разумнее. Те, кто ее не знал, думали, что она занимается балетом, настолько каждое ее движение было хореографически выверенным. Она, с ее темными волосами, собранными в аккуратный пучок, всегда выглядела очень ухоженной. В том возрасте, когда девочки считают «суперклассным» являться на занятия в дырявых джинсах и рубахах, как у лесоруба, она носила строгие одежды ученицы балетной школы.
– Ты почти зануда, – говорила ей Карина, наиболее здравомыслящая из ее подруг.
– Почему «почти»? – неизменно спрашивала Диана.
Сбитые с толку подростки относились к ней с уважением, хотя все реже с ней заговаривали. Но никто никогда не осмеливался, даже исподтишка, смеяться над Дианой: было в ней что-то настораживающее и не допускающее низости.
Мать оставалась единственной, на кого ее прелести не действовали. Прогресс заключался в том, что Диана больше и не старалась ей понравиться. Встречаясь на выходных, они лишь обменивались вежливым приветствием. Не то чтобы девушка достигла того безразличия, о котором мечтала и которое уберегло бы ее от страданий, не то чтобы Мари перестала испытывать приступы ревности при всяком лестном слове в адрес своей старшей дочери, просто их связь превращала их обеих в зрительниц, а никоим образом не в собеседниц.
Любовь Дианы к дедушке с бабушкой все росла, тем более что старики начали слабеть. Бабушка кашляла с утра до вечера, а у деда опасно подскочил уровень холестерина. Девушка сожалела, что еще не стала врачом и не может позаботиться о них. Она боялась их смерти, тревожась, что не успеет получить диплом к моменту, когда эта трагедия надвинется вплотную.
Поступление в лицей изменило всю ее жизнь. Впервые вокруг нее появились новые люди. Диана обратила внимание на высокую светловолосую девушку с красивым высокомерным лицом. Карина шепнула ей на ухо: «Глянь только на эту фифу!» На той была белая рубашка и серые фланелевые брюки, как если бы она была обязана соблюдать дресскод. Когда подошло время представиться, незнакомка произнесла низким голосом, звучавшим, по мнению Дианы, потрясающе классно:
– Элизабет Дё[2]
.Заявление было встречено взрывом хохота. Преподаватель вздохнул:
– Ваше настоящее имя, мадмуазель.
– Это мое настоящее имя. Фамилия моего отца Дё. А поскольку родители люди с юмором, то окрестили меня Элизабет.
– Ты поэтому считаешь себя королевой Англии? – крикнул кто-то.
– Браво, ты всего лишь триста пятьдесят пятый, кому это пришло в голову, – заметила та с улыбкой.
У Дианы возникли странные ощущения: ее душа наполнилась волнением и восхищением. Она пожалела, что ей всего четырнадцать с половиной и она не может просто подойти к Элизабет и сказать: «Давай дружить, ладно?» Чтобы не нарваться на отказ, пришлось выбрать путь долгих усилий. Всякий раз, когда Диана о чем-то ее спрашивала, юная блондинка отвечала односложно, не удостаивая лишним словом.
– Брось, – сказала Карина, – мы не ее круга. Что ты в ней нашла, в этой дурище? Или ты влюбилась?
– Ну да, – выдохнула Диана, возведя очи к небу.
Элизабет перешла к ним из другого городского коллежа, куда более престижного, где ее мать преподавала математику. Ее отец был первой скрипкой в оркестре Оперы. Она и впрямь принадлежала другому миру и вовсе не собиралась это скрывать.
– Тебя не слишком смущает, что приходится общаться с такими мужланами, как мы? – чванливо поинтересовался один из одноклассников.
– Не больше, чем тебя присутствие столь высокопоставленной особы, как я, – ответила она.
На Диану такие реплики действовали оглушительно. И действительно, как смела она надеяться на дружбу личности, столь исключительной и по уму, и по дерзости? Легкая привязанность к Карине не имела ничего общего с порывом, который влек ее к Элизабет. Она знала, что речь не о любви, потому что это не причиняло такой боли, как отношения с матерью. Досада, что она не нравится Элизабет, воспринималась как вызов, толкающий сражаться за ее расположение.
Карина, которая зеленела от ревности, сказала ей, что место уже занято:
– Ее лучшая подруга – дочь главного дирижера Оперы. У тебя ноль шансов.
– Как ее зовут?
– Вера, – ответила та, словно подчеркивая несокрушимое превосходство соперницы.
На выходе из лицея Диана увидела, как Элизабет бросается на шею толстой блондинке с криком: «Вера!» Она решила, что ничего еще не потеряно.
И она решила выложить все козыри. На каждой перемене она подсаживалась к Элизабет. Однажды она сказала ей крайне серьезно:
– Знаешь, чернобыльское облако уже над Францией.
– И с какой стати ты заговорила со мной об этом?
– Средняя продолжительность нашей жизни неизбежно сократится, из-за радиации. Давай дружить.
– Не вижу связи.
– Здесь, в лицее, у тебя часто такой вид, будто тебе скучно. Жаль растрачивать время и без того ограниченного существования. Со мной тебе скучно не будет.