В сентябре 1919 года по приглашению Верховного правителя России А. В. Колчака прибыл в Сибирь, где стал министром торговли и промышленности в правительстве П. В. Вологодского. А после его отставки являлся заместителем председателя Совета министров и министром иностранных дел в так называемом Омском правительстве В. Н. Попеляева.
После разгрома колчаковских армий и ареста адмирала Колчака эмигрировал в столицу поверженной России на Дальнем Востоке в белый Харбин (Китай), а затем вернулся в Европу, став членом финансового совещания у П. Н. Врангеля.
Обосновавшись в Париже, он в 1921 году становится одним из руководителей Русского комитета помощи голодающим России, а с 1924 года — Русского комитета объединенных организаций. Однако скоро разочаровался в политической деятельности и перспективах эмигрантского движения.
Именно в эмиграции во Франции он стал ощущать катастрофическое отсутствие средств существования, потеряв все свои богатства и сбережения в ходе революции.
Постепенно он пришел к мысли, что эмиграция потеряла какое-либо значение в смысле борьбы с Советской властью и в смысле ее влияния на политику иностранных государств.
«Эмиграция постепенно умирает, — размышлял Третьяков. — Советская Россия не даст себя завоевать. С ней стали считаться другие страны. А мы — отлетевшие и унесенные ветром грандиозных перемен пожухлые листья. Нет, нет — эмиграция скоро отдаст Богу душу. Она превратится в покойника».
Испытывая материальные затруднения, пристрастился к алкоголю, зарабатывая на жизнь в качестве сотрудника журнала «Иллюстрированная Россия» у издателя Миронова.
Работая в издательстве, Третьяков часто встречался с давним знакомым И. А. Кирилловым, бывшим деятелем Союза городов в Сибири, а теперь содержавшим «юридический кабинет». Но и он ничего не мог предложить в смысле прилично оплачиваемой работы, зато тут он «случайно» встретился с инженером Александром Окороковым, в какой-то степени коллегой со времен, когда тот занимал пост управляющего торговлей в колчаковском правительстве в Омске.
Окороков давно связал свою жизнь с большевиками.
В разговорах он намекал на это. Однако Третьяков не спешил расширять в контактах тему сотрудничества с агентом ОГПУ, хотя понимал, что к некоторым его намекам есть смысл прислушаться — там могут быть деньги. Но он боялся углубляться в разговорах и идти дальше. А парижская жизнь прозябающего не давала покоя.
На этой основе в один из дней глубокой депрессии сделал попытку суицида — принял большую дозу веронала. Его спасла дочь. Она быстро отвезла отца в больницу и таким образом спасла от смерти.
Конечно, жилось в те годы — после окончания Первой мировой войны и очередного экономического кризиса — всем очень трудно: и местным, и эмигрантам. Последним, наверное, труднее. Материальные контрасты — до революции и в эмиграции — для Третьяковых были разительны.
Остается исторической загадкой только одно обстоятельство: почему Третьяков хранил деньги в основном в России, живя во Франции? А то, что деньги на родине у него были, нет сомнения. Об этом писали исследователи его жизни.
Именно нужда и стеснение привели к тому, что супруга Третьякова не единожды устраивала скандалы мужу, а потом и вовсе подала на развод. Он такого крутого поворота не ожидал…
В поисках семейного приработка Наталья Саввишна стала перепродавать парфюмерию, дочь дома шила женские шляпки для реализации, а сын все искал и искал работу…
И вот для Третьякова настал тот день, когда заманчивые предложения в одном лице инженера и агента ИНО ОГПУ Александра Матвеевича Окорокова (имел агентурный псевдоним «Ветчинкин») стали вполне реальны, и он принял их.
В 1929 году Окороков завербовал Третьякова в качестве агента внешней разведки ОГПУ (с 1934 года НКВД. —
В штаб-квартире ОГПУ на Лубянке шла активная фаза разработок эмигрантских центров за границей. В частности, в это время внешней разведке (ИНО ОГПУ) была поставлена задача по поиску подходов к руководителям Русского общевоинского союза (РОВС), его штабам, их структурам и планам антисоветской и террористической деятельности на территории СССР.
Взрыв в Ленинграде партийного клуба на Мойке, проведенный террористической группой В. Ларионова и С. Соловьева в 1927 году, был самым крупным успехом боевиков РОВС. В результате теракта получили ранения разной степени тяжести около 30 человек сотрудников партийного клуба и его посетители.
Были и другие акты диверсионных и террористических проявлений ровсовцев и им подобных антисоветских зарубежных организаций на территории СССР.
Самым эффективным средством борьбы с такими центрами, союзами, альянсами и был старый как мир метод — внедрение своей агентуры.
Итак, в Париже заработал очередной агент ОГПУ — «Иванов».
Третьякову советскими разведчиками была поставлена задача — врасти в обстановку и быть готовым к конкретным действиям.
Посмотрим, каковы были эти действия.