Несмотря на то что знаменитая супруга была старше его почти на два десятка лет, это обстоятельство не помешало быть им верной, заботящейся друг о друге и любящей парой. Нищету и унижение они испытали на турецкой земле в Галлиполи, а затем в Париже. Несмотря на то что он оставался начальником (так тогда называли командиров) прославленной Корниловской офицерской части и мог по тревоге собрать весь ее личный состав, ходить в форме по городу он стеснялся. А как только переоблачался в цивильную одежду, для окружающих его друзей Скоблин казался невзрачным, маленьким, ниже ростом по сравнению с его высокой красавицей супругой.
Все корниловцы с 1924 года входили в образованный «Российский общевоинский союз» (РОВС), как уже упоминалось, организацию, объединяющую русское офицерство в эмиграции, готовое по приказу сверху в любое время выступить в интервенционистский поход против Советской России. Это было племя единомышленников, прямо или косвенно обиженных Советской властью.
В среде русских офицеров к Скоблину относились с почтением не только потому, что он геройски дрался на полях сражений в рядах добровольцев с красноармейцами, что командовал самым уважаемым в Русской армии Корниловским полком, а затем дивизией, что никогда не жаловался на тяготы ратной жизни, что стал самым молодым генералом в Белом движении, а, наверное, из-за того, что он светился в лучах авторитета своей прославленной и словоохотливой жены — певицы Надежды Плевицкой.
В литературе встречается много фактов, свидетельствующих о контактах четы Скоблиных с семьями Кутепова и Миллера еще по периоду Галлиполи. Эта дружба продолжилась и в Париже.
РОВС для руководства Советской России представлял опасность не только чисто идеологическую, но и военную, способную мобилизовать белые кадры для похода на Москву. Соответствующие начальники ВЧК, а затем ОГПУ, кроме того, видели в «Парижском монстре» источник активизации разведывательных, диверсионных и террористических поползновений, а поэтому скоро получили задание на нейтрализацию Белого союза. Для этого нужна была преданная агентура.
Ярким солнечным августовским днем в кабинете начальника 1-го отдела ИНО ОГПУ Серебрянского сидел некий гражданин по фамилии Ковальский. Он внимательно слушал инструктаж своего оперативного начальника, часто щурясь от лучей солнца, заглядывающих в окно. Когда последний инструктаж закончился, хозяин кабинета вежливо спросил:
— Петр Георгиевич, вам в целом понятна миссия, которая, я думаю, должна завершиться удачно?
— Яков Исаакович, то, что я прочел у вас о моем бывшем друге по ударному батальону, и то, что я услышал из ваших уст, позволяет мне сделать предположение, что и Скоблин и Плевицкая созрели для идеи помогать нам. Они, с одной стороны, на финансовом дне, с другой — ностальгия толкнет их сделать все, что нужно нам в ответ на приезд в Россию, — заключил чекистский агент. — Тем более у меня будет мой главный козырь — «вербовочное» письмо брата Скоблина.
— Хотя мы и подготовились как следует, нельзя забывать о факторе времени и человеке. Да, время лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников. Человек подвластен постоянному влиянию внешней среды. То, что было вчера, сегодня может измениться до неузнаваемости. Поэтому — осторожность и еще раз осторожность при вербовке…
Главное, убеждайте его, что он нужен не столько для ОГПУ, сколько для РККА как воин, как специалист, как, возможно, в будущем красный полководец. Не скупитесь в красках при зарисовках будущего. Если он заинтересуется Россией, расскажите на примере генерала Слащева, что Советская власть ему все простила и хорошо устроила. А расстрелять — это только поднимать международную шумиху.
Надо отметить, что значительная часть рядового и офицерского состава белых армий за границей испытывала чувство ностальгии о покинутых городах и селах, родственниках и семьях. Манила далекая своей близостью сердцу Родина. В их среде возникло желание вернуться в Россию. Особенно эти чувства стали разрастаться после принятия ВЦИК 7 ноября 1921 года Декрета об амнистии. Русская эмиграция за границей 6 мая 1922 года создала патриотическую организацию «Союз возвращения на Родину», так называемый «Совнарод». Плевицкую неоднократно видели в помещении «Совнарода».
Она часто вспоминала о своих концертных успехах в России и, оказавшись против своей воли в эмиграции, не раз убеждала мужа последовать примеру некоторых его соратников по Белому движению, в частности, генерала Слащева, который, покинув зарубежье и приехав в Москву, стал преподавателем Военной академии.
— Коля, у нас там будет лучшая жизнь, я могу, как народная певица, легко устроиться и даже продвинуть тебя по военной службе, — убеждала Надежда.
— Нет, Наденька, не могу я сегодня сделать этот шаг. Они, красные, не простят мне пролитой их крови. Да и все мои однополчане живут в Париже, не помышляя о переездах.
— Глупости! Забвение — непременное условие времени, — заметила жена.