Но у Куприна была совсем иная натура, — в нетрезвом состоянии он был медведем-шатуном, с которым могла справиться только его Лизавета.
Это была беда великого в прямом и переносном смысле человека, не способного справиться с маленьким агрессором — бутылкой.
Билибин писал Куприну, что его приняли хорошо, что он удачно устроился, и приглашал как можно скорее принять решение и приехать в Советскую Россию, которая не так уж и страшна, как ее разрисовал Андре Жид в книге «Возвращение из СССР». Писал он и об удачной судьбе других возвратившихся, в том числе и о расцветшем творчестве Алексея Толстого, высоко ценимого Советской властью.
Подробно рассказывал в письмах об издательском буме в Советской России произведений Александра Ивановича. От этих слов у него загорались глаза, учащенно билось сердце, и он задыхался от волнения. Кому из авторов не хочется первым подержать свое дитятко, пахнущее еще клеем и типографской краской.
Это было время, когда книги Куприна аврально стали издаваться. В конце 1930-х годов, а конкретнее с весны 1937 года советская литературная критика торопливо меняет знак оценки его творчества с «минуса» на «плюс». Больше того, оказывается, «бывший заклятый враг Советской России» Куприн все предыдущее время разоблачал «уродливую буржуазную действительность» и можно считать его творчество «восторженным гимном борцам русской революции».
Часто, лежа в кровати и уставившись в потолок, он бредил Россией, потому что был слишком русским человеком, настоящим русским писателем. Он с грустью ворошил минувшее, понимая, что ушедшее время не вернешь, так как оно — движущее подобие вечности или выдумка смертных. Вспоминал нежно, как могут это делать великодушные и творческие люди, годы, проведенные в Москве, Одессе, Киеве и Санкт-Петербурге, а потом — в Петрограде.
Как писала об этом периоде дочь писателя Ксения Куприна, «…с возвращением на родину его жизнь как бы замыкалась в закономерный круг».
Часто исповедовался жене и дочери:
— Милые, как же мне хочется в Россию. Хочу там творить, если силы будут, и умереть. В советском посольстве уже знали о желании Куприна уехать на Родину.
Знали и о его прогрессирующей болезни. Весной и летом 1937 года в парижскую квартиру зачастили представители советского посольства, напрашивались в друзья почитатели таланта — негласные сотрудники НКВД. Гости рассказывали, как популярен он в России. В это время со специальной миссией к писателю Бунину приезжали Константин Симонов с кинодивой Валентиной Серовой, чтобы уговорить его вернуться на Родину. Думается, эта пара могла встретиться и с семейством Куприных.
И вдруг хворающему Александру Ивановичу пришло письменное приглашение от нашего посла Владимира Потемкина прибыть на переговоры.
Для эмигрантов в ту пору советское посольство, как писала дочь писателя, было окутано какой-то тайной, легендами. Некоторые шоферы такси, бывшие белые офицеры, боялись проезжать по улице Гренель, где находилось представительство СССР, говорили, что, дескать, их могут похитить, говорили также, что французская полиция фотографирует каждого, кто входит в посольство, и потом этот человек уже на учете, за ним следят, он подвергается преследованиям, а иногда и высылке.
Александр Иванович, естественно, разволновался и почувствовал себя неважно. Тогда Ксения сама отправилась разговаривать с послом. Владимир Петрович Потемкин принял ее тепло и произвел на нее положительное впечатление, прежде всего, высокой культурой. Она объяснила ему состояние отца, горячее желание вернуться в Россию.
Кто-кто, а посол знал переменчивую публицистичную подноготную великого писателя, знал, что Луначарский и Воровский критиковали Куприна за отсутствие классового подхода, за политическую слепоту и отрицание гегемонии пролетариата в произведениях. Но было время и благожелательного отношения большевиков к писателю. Это случилось, когда писатель после революции сотрудничал с издательством «Всемирная литература», а в декабре 1918 года с помощью Горького даже встречался с Лениным, предложив вождю издавать для деревни газету под названием «Земля».
Предложение было принято, но оно не состоялось «по техническим причинам» — отсутствие нужных специалистов и нестабильность самой власти. Воюющие красноармейцы были преимущественно из хуторов, деревень и сел, сгорали в горниле Гражданской войны.
Когда же Куприн стал редактором газеты «Приневский край», издаваемой при штабе белой армии под руководством лидера всего Белого движения на северо-западе России генерала от инфантерии Н. Н. Юденича, оценка творчества писателя резко переменилась. Она стала отрицательной. Красное идеологическое чиновничество его тут же записало во врагов Советской власти.