Тайны серебряного века

«После расставания с Мишей, — вспоминала Ольга, — мне нужно было позаботиться о том, как заработать денег… Во мне просыпается честолюбие, желание доказать, что я сама сумею найти свое место в жизни. Ежедневно я хожу в контору виноторгового магазина, разбираю там корреспонденцию, одновременно учусь печатать на машинке, стенографии, организации производства, бухгалтерии. По вечерам вырезаю шахматные фигурки и по дешевке отдаю одному постоянному оптовику, а тот, в свою очередь, перепродает их за приличные суммы. Словом, удерживаюсь на плаву и временами ощущаю даже некоторое подобие удовлетворения, потому что чувствую, как закаляюсь и становлюсь более приспособленной для будущего, которое готовит для меня еще много сюрпризов».

Пережить Гражданскую войну в России она тоже не могла и, из материальных и, в некоторой степени, политических соображений, покинула родину, которая теперь писалась ею с маленькой буквы. Это была уже не Отчизна ее детства, как и для сотен тысяч интеллигентов, покидавших страну хаоса и крови по своей воле. Отправляли за границу инакомыслящих и по воле новых властей. Это было время, когда исчезли лошади в городе, — конина стала деликатесом.

Помог Ольге выехать на полтора года в Германию Луначарский по просьбе влиятельной тети — Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой.

В январе 1921 года она с дочерью уезжает в такую же холодную и голодную послевоенную Германию.

«То, что я взяла с собой в поездку из носильных вещей, — вспоминала она, — можно перечислить в одном предложении: старое перелицованное пальто мамы, тонкий платок, пара сапог на картонной подошве из коврового материала и кольцо.

Кольцо не просто украшение — оно должно дать мне средства для моего пребывания в Германии, но это и опасно: украшение, как объект мены — продажи, представляет интерес повсюду. Поэтому во время поездки патрули Красной Армии постоянно выискивают драгоценности. Кто будет схвачен с кольцом или колье, завершает свое путешествие на ближайшей станции. Я везу свое кольцо под языком и говорю при этом тихо, но без особого труда — благодаря занятиям сценической речью в школе-студии…»

Она выехала вместе с неким Фридрихом Яроши, «бывшим австро-венгерским военным, красивым, обаятельным авантюристом, обладавшим большой внутренней силой». Но скоро этот гражданский брак — увлечение тоже распался.

Достаток, как и слава, приходит не сразу. Кропотливый и изнурительный подчас труд требуется для воплощения в жизнь этого жизненного фундамента. Мешал барьер — немецкого языка она практически не знала. Ольга Чехова набрасывается на его глубокое изучение. Только после этого красавицу артистку сразу же стали замечать режиссеры и продюсеры кино и театров. Уже через год она дебютирует в одном из персонажей в немецком кинофильме «Замок Фогелед».

Уже в марте 1924 года Ольга Чехова писала Ольге Леонардовне в Москву: «Вчера совершилось мое крещение! Вперед появились плакаты с моим именем, потом заметки в газетах…»

Слава ее множится, хотя говорит она с сильным русским акцентом. Ольгу зовут в Америку. В письме от 27 сентября 1927 года она пишет тете: «Здесь каждое слово — деньги, каждый день — деньги… Зовут в Америку, но я не поеду, не могу я среди людей без сердца и души работать».

Попробовала Ольга себя и в качестве режиссера, в частности, кинокартиной «Шут своей любви». К началу 1930-х годов Ольга Чехова стала заметной звездой на киношном небосклоне Германии. Немцы боготворили ее за обольстительную внешнюю красоту и честную улыбку. Она стала как бы частью немецкой мечты, олицетворением «арийности» в женщине.