Тайны Шлиссельбургской крепости

И снова, сам не помнил как, оказался Юрий Данилович на ладожском берегу и, глядя на вспыхивающие в бегущей воде искры костров, прислушивался, как мешаются с шуршанием темной воды в прибрежной осоке всплывающие в памяти псалмы:

«Объяша мя болезни смертныя, беды адовы обретоша мя, скорбь и болезнь обретох и имя Господне призвах. О, Господи, избави душу мою! Милостив Господь и праведен, и Бог наш милует.

Храняй младенцы Господь, смирихся и спасе мя»…

И как-то и не заметил Юрий Данилович, как возникли из этого шума ладожской воды на отмелях голоса.

Это плотники у костра — у одного племянник недавно из Твери вернулся! — разговаривали о покойном князе Михаиле, о том, как был тот убит в Орде.

— После приставили к князю семь сторожей, возложили на выю тяжелую колоду, и так и держали до самой казни… — звучал в темноте голос. — А хан в то время двинулся на охоту к берегам Терека. Повлеки таксама и князя тверского. Еще смолоду имел он обычай каждую ночь петь псалмы Давида, и теперь, осужденный на смерть, утешал себя этим пением. Так он молился со слезами всякую ночь, а днем старался ободрить своих спутников. Ему предлагали бежать, но он отвечал, что и прежде никогда не бегал от врагов, не побежит и теперь. Не бросит в беде бояр своих и слуг. Почти месяц страдал князь, а однажды разогнул Псалтирь и попал на слова: «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя. Страх и трепет прииде на мя и покры мя тма. И рех: кто даст ми криле яко голубине, и полещу и почию» (Пс. 54, 5–7). И вот, едва дочитал псалом, как ворвались в шатер, будто дикие звери, палачи, всей толпой набросились на князя, топтали ногами, а один из них, который уже давно бежал от княжеского суда в Орду, выхватив нож, вырезал сердце князя. Сказывают, что в ту же ночь многие из христиан и иноверных видели, как два облака осенили то место, где находилось честное тело убиенного князя. Облака то сходились, то расходились, и сияли, точно солнце. И в Маджарах[3], где поместили тело князя в хлеву, многие из жителей видали, что над тем местом поднялся огненный столб до самого неба. Другие же видели радугу, которая склонялась над хлевом. Отсюда тело Михаила повезли в Москву; и в дороге тоже были чудесные видения — множество народа со свечами и кадилами окружало тело князя, светлые всадники носились в воздухе над колесницей. А через год, когда привезли князя в Тверь, открылось и самое главное чудо — тление совершенно не коснулось тела… Теперь многие тверичи молятся у гробницы своего князя и получают разрешение от недугов…

Рассказчик смолк.

— Что же? — раздался в темноте другой голос. — Столько князь Михайло с Новгородом ратился, а Бог прославил его?

— Выходит, что так… — рассказчик подкинул в костер сучьев, и поднялось облако огненных искр, истаивающих в холодной черноте неба. — Выходит, что тепереча предстоит он у Престола Божия…

4

Несколько пепельных хлопьев отнесло в сторону, и они упали на руки князя Юрия.

Еще где-то посреди рассказа шевельнулось в нем желание встать и выйти на свет костра, прерывая разговор, но позабыл тогда князь о своем желании. Нахлынули воспоминания: сколько соболей, бобров и куниц подарил он ханским женам в Орде, сколько серебра раздал эмирам и темникам, приближая погибель Михаила.

И тот холодный день 22 ноября 1318 года, когда вместе с покойным Кавдыгаем смотрели они на берегу Терека на казнь Михаила, тоже припомнился ему.

И князь подавил в себе похожий на стон вздох.

Перекрестился, глядя на звезды, сверкающие в черноте августовского неба.

— Избавит миром душу мою от приближающихся мне, яко во мнозе бяху со мною… — пробормотал он.

И тут же услышал ответ.

— Возверзи на Господа печаль твою, — шевельнулся ветерок в темноте у воды. — И Той тя препитает: не даст в век молвы праведнику…

И так явственно прозвучали эти слова, что встал Юрий Данилович.

Что-то большое и высокое привиделось ему в августовской тьме.

— Это ты, что ли, Михайло Ярославович, тут? — спросил он, шагнув к воде. — Чего тебе?

Но уже качнулось, унеслось большое и высокое в темень озера, названного свеями Альдога.

— Ты же, Боже, изведеши их в студенец нетления, мужие кровей и льсти не преполовят дний своих, — зашумела на отмели озерная волна.

— Аз же, Господи, уповаю на Тя… — откликнулся этому шуму князь.

5

На следующий день пришли свеи…

Они встали на берегу в виду крепости, поднявшейся на Ореховом острове, день простояли так, а потом вместо рати прислали на остров послов.

«В лето 6831 (1323 от Р.Х.) ходиша Новгородцы с князем Юрием Даниловичем в Неву и поставиша город па усть Невы па Ореховом острову, — записал тогда в Новгороде летописец. — Тут же приехавшие послы великие от Свейского короля и докончаша мир вечный с князем и с Новым городом по старой пошлине».