Точно так же поступил в свое время сын равноапостольного князя Владимира святой князь мученик Борис, который тоже пожертвовал великокняжеским столом, пытаясь предотвратить гражданскую войну… Забегая вперед, скажем, что, как и князю Борису, Николаю не удалось предотвратить пролития крови, но это не его вина…
Следом за Николаем, в обход существующего порядка, присягнула Константину гвардия. Однако недолгим было торжество генерал-губернатора Милорадовича, устроившего это беззаконие.
Уже 3 декабря великий князь Михаил Павлович привез из Варшавы письма Константина Павловича, который подтверждал свой отказ от прав на престол.
Такого еще не бывало в истории дома Романовых…
Рассказывают, что Николай, когда пришло это известие, почти на целый час покинул сановников. Но когда снова вышел к ним, даже в походке, в движениях произошли перемены. Это был уже не юноша, а император, принявший на себя ответственность за державу…
9 декабря Николай сам набросал текст, объясняющий запутанную ситуацию престолонаследия, и поручил Н.М. Карамзину написать на этой основе манифест о восшествии на престол.
Между прочим, в тот же день члены тайного общества выбрали будущего «диктатора» — князя Сергея Петровича Трубецкого.
А через день, (в Таганроге в тот день, наконец, перевезли тело императора Александра I из дворца в собор Александровского монастыря) А. А. Аракчеев сообщил Николаю, что в гвардии готовится заговор с целью осуществления государственного переворота.
— Я еще не государь ваш, но должен поступать уже, как государь… — сказал Николай.
12 декабря он вручил М. А. Милорадовичу список заговорщиков и поручил арестовать их, однако Михаил Андреевич выкинул список в корзину.
Роль М.А. Милорадовича в декабрьских событиях 1825 года смутна и непонятна. Считается, что он отстаивал интересы Константина Павловича и потому и противодействовал Николаю. Но если это так, то почему он продолжал загонять ситуацию в тупик и тогда, когда определенно стало известно об отречении Константина?
Еще более странным становится поведение военного генерал-губернатора, когда выясняется, что Михаил Андреевич был связан с декабристом Александром Якубовичем, а генерал Карл Иванович Бистром, активно поддерживавший М.А. Милорадовича, — с декабристом Евгением Оболенским.
Интересно, что вечером 12 декабря Николай получил письмо подпоручика Якова Ростовцева. Подпоручик предупреждал Николая о заговоре и о том, что смертельно опасно и для самого Николая, и для всего государства принимать в этой ситуации престол.
Считается, что Яков Ростовцев сделал донос.
Однако донос этот был странным. Ни одной фамилии подпоручик не назвал, он только предупреждал Николая.
Поскольку потом, в ходе следствия, выяснилось, что подпоручик действовал с санкции К.Ф. Рылеева, письмо это следует считать не доносом, а попыткой запугать человека, которому завтра предстоит стать императором…
Подтверждает эту мысли и то, что письмо подпоручика было подано в пакете, который принес адъютант генерала Карла Ивановича Бистрома.
Угроза, исходящая то ли от декабристов, то ли от Милорадовича-Бистрома, Николая не запугала.
«Воля Божия и приговор братний надо мной совершается! 14-го числа я буду государь или мертв… — написал он в тот вечер в письме генерал-адъютанту П.М. Волконскому. — Да будет воля Божия!..»
Весь день 13 декабря прошел в приготовлениях к переприсяге…
— Неизвестно, что ожидает нас, — сказал Николай своей супруге перед сном. — Обещай мне проявить мужество и, если придется умереть, — умереть с честью.
О чем он думал, что вспоминал в ту ночь?
Может быть, вспомнилась ему калитка малого сада в Павловске… Голые ветки деревьев… Он, Николай, бежит по аллее навстречу отцу, и тот обнимает его.
— Поздравляю, Николаша, с новым полком, — говорит он. — Я тебя перевел из Конной гвардии в Измайловский полк в обмен с братом[40]
…Было тогда будущему императору три с небольшим года, и с тех пор зеленый с золотыми петлицами мундир с нашитыми на него звездами Андрея Первозванного и святого Иоанна Иерусалимского и стал навсегда его мундиром…
А может быть, он вспоминал свежеиспеченный хлеб, который, чтобы спастись от сырости, клали на подоконнике в Михайловском замке? Ковер в кабинете отца, на котором они с братом Михаилом играли по утрам?
14 декабря 1825 года император Николай I встал около шести часов.
«Молитесь Богу за меня, дорогая и добрая Мария! — написал он в то раннее утро своей сестре, герцогине Саксен-Веймарской. — Пожалейте несчастного брата — жертву воли Божией и двух своих братьев I Я удалял от себя эту чашу, пока мог, я молил о том провидение, и я исполнил то, что мое сердце и мой долг мне повелевали. Константин, мой государь, отверг присягу, которую я и вся Россия ему принесли… Наш ангел должен быть доволен — воля его исполнена, как ни тяжела, как ни ужасна она для меня»…
Николай запечатывал письмо, когда вошел Бенкендорф.
— Сегодня вечером, быть может, нас обоих не будет более на свете… — сказал ему Николай. — Но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг.