Тайны сибирских алмазов

Закончив возню с бумагами, Рашид Керимов отодвинул их в сторону. Облокотился о стол и задумался, поглядывая в окошко. По молодости лет и весеннему времени ему не спалось… К тому же, он был холост. Дома, в жилом бараке, никто его покуда не ждал. Он мог всецело отдаться профессиональным делам и заботам. А их имелось немало. Думать было о чем!

Главной, самой первой заботой коменданта была – что вполне естественно – организация охраны. В общем-то здесь, у лаборатории, все было налажено толково. И вокруг алмазного карьера – тоже… Но вот дорога, соединяющая два эти пункта, вызывала явное его беспокойство.

Проклятая эта дорога – протяженностью более тридцати километров – была, по сути, никак не защищена. И комендант ничего не мог тут поделать: слишком мало имелось у него людей.

Те двадцать пять человек, которые находились в его подчинении, все были заняты, расставлены в наиболее важных местах… А таковыми, помимо карьера и лаборатории, являлись еще и пути, ведущие к аэродрому, и сам аэродром, откуда ежемесячно отправлялись на Вилюй добытые алмазы.

С аэродромом хлопот было особенно много. Он постоянно подвергался то наводнениям, то снежным заносам, так что его приходилось оберегать не только от людей, но и от самой природы.

С недавнего времени, правда, началось строительство нового лётного поля. Однако работы велись там, по мнению лейтенанта, очень медленно, вяло. На прииске явно недоставало техники.

Вообще он оказался каким-то очень уж неудобным, разбросанным, этот новый прииск! Он располагался на отдельных скалистых островках, поднимающихся из топких болот и, в сущности, напоминал некий странный архипелаг, затерянный в таинственном туманном море… Он выглядел необычно и никак не соответствовал стандартным общепринятым схемам.

Обо всем этом Керимов когда-то беседовал с капитаном Самсоновым – просил у него людей. Капитан ведь имел свой особый, милицейский штат. И, конечно же, мог бы помочь при желании…

Но такого желания капитан не выказал.

– У меня, дружок, своих хлопот – по горло, – заявил он. – Мне же необходимо обеспечить порядок в обоих поселках– старом и новом! А народ здесь таежный, лихой… И, кроме того, на меня недавно еще одно дело навесили – борьбу с браконьерством. Я и сам с величайшей охотой попросил бы пополнения… Но знаю, начальство сейчас людей не даст. В Якутии прииски растут, как грибы, а квалифицированных кадров – маловато! Стало быть, надо самим как-то выкручиваться; рассчитывать на свои собственные силы…

– Но как выкручиваться-то? – недоумевал татарин. – Как? Скажи!…

– Так что ж тебе сказать, – отвечал, пожимая плечами, Самсонов, – я ведь не охранник. У меня другие задачи. Но на всякий случай имей в виду: в моем распоряжении имеется мотоцикл с коляской. Забросили его сюда давно – и непонятно зачем. Ездить-то на нем здесь негде… Разве только – по этой твоей дороге… В общем, он до сих пор стоит без дела! И ты в любое время можешь им воспользоваться.

Этот разговор Керимов помнил отчетливо; происходил он минувшей осенью… Поняв, что помощи от капитана не будет, комендант тайком послал тогда письмо в Якутск, в столицу республики. Он понимал, что этим подводит своего шефа – однако рука его не дрогнула… Впрочем, руководили им не только карьеристские мотивы, но и служебное рвение, молодой азарт.

К немалому его удивлению, Центр так и не ответил, не отозвался. В недавно найденном погибшем самолете содержалась – как выяснилось – вся последняя почта, но искомого письма там не оказалось! И лейтенант теперь маялся, не зная, как же это расценить. Может быть, в Якутске у капитана – друзья, покровители? И это молчание – явственный знак того, что им, Керимовым, там недовольны? А может, Самсонов был все-таки прав, советуя выкручиваться самому, рассчитывать на собственные силы? Помнится, разговор тогда зашел о мотоцикле…

– Мотоцикл! – Комендант загасил папиросу и поднялся. – Он же стоит без дела! А мне все равно теперь не уснуть.

И сейчас же комендант заторопился. Надел полушубок, туго перепоясал его ремнем с кобурой. Затем привычным движением достал револьвер – новенький вороненый кольт – и с треском прокрутил барабан, проверяя заряды.[7]

Шагнув к дверям, он мельком взглянул на стенные часы.

Время было позднее, глухое. Стрелки ходиков приближались уже к четырем утра…

* * *

– Гони, гони! – бубнил Николай. – Жми, старик! Ох, боюсь, запоздаем.

И слыша беспокойный этот, гнусавый голос, Игорь гнал машину, жал на педаль… И вот, в тот самый момент, когда он подъехал к перекрестку, на юге, вспыхнули два огня, – два желтых, круглых, немигающих глаза.

Наконец, стал виден громоздкий силуэт самосвала. Машина надвинулась, загораживая край неба – и затихла. И сразу же как бы ослепла. Фары ее погасли.

Из кабины вылез Федор Соков. Мясистое, окаймленное курчавой бородкой, лицо его было пасмурно.

– Мне, ребята, как-то неспокойно нынче, – сказал он, – муторно…

– Это отчего же? – насторожился Заячья Губа. – Стряслось что-нибудь?