– А как бы я мог его отпустить? Если бы он вернулся в барак, он рассказал бы о нашей встрече. И вы потом стали бы сами за мной охотиться… Не-ет, Коля, я не дурнее тебя. У вас, у русских, есть одна хорошая блатная поговорка… Да ведь я впервые от тебя ее услышал!
– Какая поговорка? – уныло спросил Николай. – Их у нас много.
– На хитрую жопу всегда найдется член с винтом!
– Что ж, сказано неплохо, но…
– Ты не отвиливай! Говори: где алмазы? Хитрить со мной, учти, бесполезно. И – да, покажи-ка, что это ты там держишь в руке?
Во все время этого разговора Заячья Губа прятал бумажный шарик в ладони. Теперь же он понял, что хитрить, действительно, бесполезно. Проклятый якут все видел, все подмечал.
– А ну, разожми кулак! – Якут угрожающе вскинул карабин. – Покажи!
И тогда, разжав кулак, Николай ловко бросил шарик в рот. С усилием проглотил его. И нагло рассмеялся в лицо якуту.
– Ты что это съел? – спросил подозрительно Степан. – Камень?
– Да нет, кое-что поважнее, – небрежно сказал Заячья Губа, – пожалуй, самое важное.
«Ах, ты, паскуда, – подумал он, – рябая морда! Ты, конечно, обыграл меня. Но не полностью, не до конца… Нет, не до конца!»
Однако додумать эту мысль он не успел. Якут подступил к нему вплотную и коротко, резко, ударил его по лицу тяжелым, окованным медью прикладом карабина.
И от этого ошеломляющего удара все с треском перевернулось в глазах Николая. Он ахнул, опрокинулся навзничь. И так и остался лежать. И все вокруг него тотчас же заволоклось непроглядною мглою…
Якут вынул широкий, отточенный, как бритва, нож. Склонился над беспомощным, потерявшим сознание Николаем. И одним движением распорол его рубашку.
Обнажились выступы ребер, грудные мышцы, худой, запавший, мускулистый живот. И Степан, сощурясь, какое-то время разглядывал беззащитное это тело.
Рябое морщинистое лицо якута выражало полное спокойствие, какую-то даже скуку. Он думал сейчас о деле, о работе – и только!
Конечно, он сразу же догадался, что Заячья Губа проглотил записку, хранящую какую-то тайну. Скорее всего – тайну клада. (Парень сам себя выдал, заявив, что это – «самое важное».) И теперь надо было постараться как можно скорее достать эту записку, достать из нутра – из желудка… Как и каждый таежный охотник, Степан был неплохим препаратором. Он умел разделывать и потрошить звериные туши. Он привык копаться в их внутренностях… И в данном случае ему предстояла такая же простая, привычная работа!
Поразмыслив недолго, Степан опустил свой нож – и резко рванул его на себя. И по животу Николая, по бледной его коже, мгновенно протянулся ровный длинный багровый разрез.
Заячья Губа был в глубоком обмороке; сейчас он, вроде бы, ничего не должен был чувствовать! И все же плоть его среагировала… Тело дрогнуло, затрепетало и выгнулось крутою дугой.
Начались конвульсии. Но продолжались они недолго.
28.
С восходом солнца – когда туман стал развеиваться, редеть, – над прииском Радужный послышались тягучие, хриплые крики гусиных стай и лебединых косяков.
Наконец-то он наступил – час великого птичьего перелета!
И прислушиваясь к этим крикам, к плеску многих крыл, старший лейтенант Кравцов сказал:
– Наш капитан – завзятый охотник. И он очень ждал этого часа. Ах, как ждал! А вот поди ж ты… Да, прискорбно.
– Да, – повторил Сидорчук, – прискорбно.
Они только что вышли из дома Самсонова, куда капитан был принесен сразу же после тайги. И, шагая по главной улице поселка, оба думали – о нем. Состояние капитана было неважное; он находился в беспамятстве, бредил…
– Но все-таки, как вы думаете, – спросил, помолчав, Сидорчук, – надежда какая-нибудь есть? Этот ваш медик, мне кажется, человек знающий, толковый.
– Нужна срочная операция, – сказал Кравцов, – а наш медик, хоть он. и толковый, но все же – молодой. Боится ответственности… Требует опытного хирурга… И я его понимаю. Случай очень серьезный!
– Вы уже связались с Якутском?
– Ну, ясно. Сразу, как вернулись. Но проблема в том, что хирург прилетит только к вечеру. Да и то, – если не будет никаких помех… Вся надежда теперь – на хорошую погоду.
– Так что ж, погода…
Сидорчук запрокинул голову, озирая небосвод, позлащенный зарею и исполненный птичьего гомона.
– Погода добрая! Она не подведет.
– Кто знает, – поднял плечи Кравцов, – кто знает? В Якутии всего можно ожидать. Сейчас ведь наступает лето, – самое бурное время. Время ливней и гроз. И каких гроз!
– Н-да, Якутия, – протяжно проговорил Сидорчук. – Удивительная страна! Сколько тут всяческих сложностей…
– В этих сложностях, кстати сказать, Самсонов отлично разбирался, – Кравцов легонько вздохнул. – Наш старик все понимал – и природу, и людей… Да ведь это понятно! Он же коренной сибиряк! А я, в сущности, кто? Турист.
– Вы когда сюда прибыли?
– Два года назад. Из Ленинграда… И об этой проклятой Якутии никогда раньше даже и понятия не имел.