В 1914 году Николай Гумилёв решил записаться добровольцем на фронт. Его направили в лейб-гвардии уланский полк. Уже в 1915 году Гумилёва наградили двумя Георгиевскими крестами. Сослуживцы Николая вспоминали, что Гумилёв совершенно не боялся смерти, его как будто притягивала любая опасность.
Война не помешала литературной деятельности Н. Гумилёва. В это время он выпустил сборник стихотворений «Колчан» (1916), сказку «Дитя Аллаха», больше похожую на драму и драматическую поэму «Гондла» (1917 год).
Н. Гумилёв очень много писем написал с фронта Анне и их сыну Льву: «… “где она, где свет веселый серых звезд ее очей” и думаю при этом о тебе, честное слово. Сам я ничего не пишу – лето, война и негде, хаты маленькие и полны мух. Целуй Львёнка, я о нем часто вспоминаю и очень люблю. В конце сентября постараюсь опять приехать, может быть, буду издавать “Колчан”. Только будет ли бумага, вот вопрос. Целую тебя, моя дорогая…»
В 1916 году Н. Гумилёв добивается, чтобы его направили на Салоникский фронт в русский экспедиционный корпус. Но на этот фронт Гумилёв не попал: полк был расформирован.
В 1918–1921 годах Николай Гумилёв был очень популярен в Петербурге. Он опубликовал большое количество своих произведений, читал лекции и работал в издательстве «Всемирная литература».
В это же время, в 1918 году, Н. Гумилёв внезапно развелся с Анной Ахматовой. Развода попросила она.
Спустя некоторое время Анна Ахматова сказала: «В 1916 году, когда я сожалела, что все так странно сложилось…» На что Н. Гумилёв ответил: «Нет, ты научила меня верить в Бога и любить Россию». Тогда Николай Гумилёв был уже увлечен Ларисой Рейснер, а чуть позже познакомился с Анной Энгельгардт, которая и стала его второй женой.
В 1921 году Гумилёв был учителем и наставником начинающих поэтов на студии «Звучащая раковина», а также руководил Петроградским отделением Союза поэтов. Большинство стихотворений, сочиненных в этот период, вышли уже после смерти поэта, в Берлине, в сборнике «Огненный столп».
Осенью 1920 года Николай Гумилёв был номинально вовлечен в конспиративную деятельность – он обещает участникам «таганцевского заговора» свою помощь в случае антиправительственного выступления.
3 августа 1921 года Николай Гумилёв внезапно был арестован ЧК по сфабрикованному делу, его обвиняли в участии в антисоветском заговоре.
Георгий Иванов, близкий друг Николая, писал: «Он твердо считал, что право называться поэтом принадлежит только тому, кто в любом человеческом деле будет всегда стремиться быть впереди других…»
О своей смерти Н. Гумилёв думал всегда. Поэтесса Ирина Одоевцева была свидетельницей большого монолога Гумилёва о смерти, который он произнес в 1920 году: «Я в последнее время постоянно думаю о смерти. Нет, не постоянно, но часто. Особенно по ночам. Всякая человеческая жизнь, даже самая удачная, самая счастливая, трагична. Ведь она неизбежно кончается смертью. Ведь как ни ловчись, как ни хитри, а умереть придется. Все мы приговорены от рождения к смертной казни. Смертники. Ждем – вот постучат на заре в дверь и поведут вешать. Вешать, гильотинировать или сажать на электрический стул. Как кого. Я, конечно, самонадеянно мечтаю, что умру я не на постели. При нотариусе и враче…
Или что меня убьют на войне. Но ведь это, в сущности, все та же смертная казнь. Ее не избежать. Единственное равенство людей – равенство перед смертью. Очень банальная мысль, а меня все-таки беспокоит. И не только то, что я когда-нибудь, через много-много лет, умру, а и то, что будет потом, после смерти. И будет ли вообще что-нибудь? Или все кончается здесь, на земле: “Верю, Господи, верю, помоги моему неверию…”».
Накануне ареста Н. Гумилёв вновь разговаривал с И. Одоевцевой: «Я чувствую, что вступил в самую удачную полосу моей жизни. Обыкновенно я, когда влюблен, схожу с ума, мучаюсь, терзаюсь, не сплю по ночам, а сейчас я весел и спокоен».
Последним, кто разговаривал с Николаем Гумилёвым перед его арестом, был Владислав Ходасевич, который также, как и Гумилёв жил в так называемой гостинице для ученых и поэтов – «Доме Искусств».