Тайны смерти русских писателей

У Всеволода Михайловича была наследственная болезнь — со временем учащавшиеся приступы безумия, не агрессивного, тихого, но при этом его ожидала участь К. Н. Батюшкова или Ги де Мопассана. Этого писатель очень боялся и надеялся, что ему удастся избежать столь ужасного рока. С другой стороны, человек необычайно добрый, искренний, доверчивый, он оказался своеобразной игрушкой для окружавших его женщин — матери, жены и свояченицы (одновременно ятровки — жены брата), которые своими житейскими дрязгами и ускорили печальный конец Гаршина. Пока у тяжелобольного человека не случился роковой припадок, на первом месте в их семье было выяснение отношений между дамочками, которые походя рассуждали об обостренных чувствах и переживаниях близкого им человека. Когда уже ничего нельзя было исправить, они рыдали, стенали и сожалели.

Другими словами, Всеволод Михайлович Гаршин пал жертвой банальной бабьей свары, о чем биографы в течение вот уже 125 лет предпочитают либо умалчивать, либо говорят вскользь, чтобы лишний раз не задевать память дорогих писателю женщин. Но нельзя не признавать и того, что родные, искренне любившие Всеволода, морально так измучили свою жертву, что болезнь лишь поставила завершающую точку в этой трагедии.

2

Отдельно необходимо сказать о безмерном человеколюбии писателя, поскольку оно не только стало одной из причин его трагической смерти, но со времени Октябрьской революции в наиболее распространенной версии причин его самоубийства было признано основной причиной.

В 1970-х гг. в интеллигентском обществе СССР пользовался популярностью следующий психологический тест. Опрашиваемым предлагалось решить нравственный вопрос. Одновременно тонут два человека. Один из них — великий ученый медик, от дальнейшей жизни которого зависит судьба многих сотен, а возможно, и тысяч людей, поскольку излечить их или их близких может только он. Другой — бандит, маньяк-убийца, личность омерзительная, стать на путь исправления изначально не способная. Оба ужасно кричат и молят опрашиваемого о помощи. Последний знает обоих, но вытащить из воды успеет только одного. Кто будет спасен?

Отвечающие обычно называли доктора, полагая это наиболее разумным. И тогда вопрошавший с торжеством в голосе объявлял ответ неверным, поскольку не рассуждать в такой ситуации следует, а спасать Человека, то есть первого попавшегося под руку.

Пошлый тест, но именно он особо ярко выявил эпоху, когда в советском сообществе шло окончательное осознание противоречий понятия «гуманизм», когда становилось очевидным, что просто гуманизма никогда не существовало и быть не может. Есть очень сложные, порой диаметрально противоположные явления, в том числе: абстрактный и реальный гуманизм, рациональный и иррациональный гуманизм. Причем порой каждый из них может быть более преступен, коварен и жесток, чем открытое злодейство. Типичное столкновение гетевского и клингеровского фаустианства.

Если судить по приведенному тесту, большинство людей склонны к рациональному гуманизму, то есть осознанному и выборочному. Согласитесь, мой читатель: исходя из современного опыта нашей жизни, волей-неволей становишься на позиции выбора наиболее нужного обществу человека. Ведь, спасая врача, вы спасаете не одну, а многие жизни не только сейчас, но и в будущем. Выбором маньяка вы убиваете сразу многих, причем не только тех больных, кого мог бы спасти врач, но и тех, кого еще может убить маньяк. Ответ же на тест призывает нас к иррациональному гуманизму и к спасению абстрактного Человека, что равносильно одновременному убийству многих других людей.

Казалось бы, с этим вопросом все ясно? Не тут-то было! Рациональный гуманизм давно стал оправдательной базой мировой бюрократии. Чиновник, заполучив власть, постоянно находится в ситуации, когда от имени государства обязан делать выбор, зачастую решающий выбор для чьих-то судеб. И тогда любое его решение, пусть даже самое подлое или злодейское, прикрывается и оправдывается гуманной рационалистической позицией и Законом с большой буквы. Рассуждать на эту тему можно до бесконечности, и аргументов в пользу той или иной точки зрения можно найти великое множество. Главным здесь остается то, что большинство современных войн и государственных преступлений совершаются именно с позиций рационального гуманизма, впрочем, и борьба против бюрократического вандализма тоже ведется с позиций рационалистического гуманизма и по своей сущности является еще более безнравственной.

Гаршин был иррациональным гуманистом, что неоднократно ставило его в весьма сложные нравственные ситуации и обычно вызывало восторженные отзывы молодой отечественной интеллигенции. У нас, людей последующих поколений, нет права судить человека далеких лет за его ошибки и незнание: Всеволод Михайлович был таким, каким был, и нам следует принимать память о нем как данность. А данность эта полна света и мягкого тепла, все прочее побочно и несущественно.