Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста

В основе христианства лежит космологическая тайна, и наши современные представления о конце света восходят к этой магической тайне, заключенной в самом сердце христианства. Чтобы постичь эту тайну и всю ее важность с точки зрения алхимии и апокалиптики, мы должны для начала рассмотреть вопрос о том, каким образом в культуре палестинских евреев I в. н. э. возникла эта уникальная концепция конца света.

Как показывают мифы народов мира, идеей конца света были буквально одержимы очень и очень многие архаические традиции, а не одни только древние евреи. Предания о потопе, во многом сходные с историей Ноя, изложенной в книге Бытия, хорошо знакомы многим традиционным культурам. Более того, библейская история о Ное сама восходит к преданиям шумеров Междуречья, лежащим в основе сюжета знаменитого эпоса о Гильгамеше. Однако Ветхий Завет — явление совершенно уникальное. Вместо того чтобы изложить эту историю в виде хроники или свода мифов, Ветхий Завет использует ее, чтобы продемонстрировать сверхъестественное вмешательство Бога в дела человеческие.

Ранние книги Ветхого Завета представляют собой нечто вроде псевдоисторической непрерывной последовательности событий, рассказы о которых, будучи собраны вместе, составляют некое единое целое, даже если они написаны в разное время и при весьма и весьма разных обстоятельствах. Создавая иллюзию историчности, течение времени обретает смысл как средство исполнения Божьего замысла. Это обостренное чувство духовной наполненности истории делает древнееврейскую — и тесно связанную с ней христианскую — картину мира в высшей степени восприимчивой к идее конца света. Если существовал момент сотворения мира, из этого вполне логично вытекает и идея о некоем моменте разрушения и гибели, или Страшном Суде. Утверждая, что все эти метафоры представляют собой реальные события, а не мифические образы в рамках некоего космического цикла, Ветхий Завет облачает Божественное начало в своего рода смирительную рубаху истории, основанной на законе причин и следствий.

Однако чувство исторического единства само по себе явилось плодом апокалипсического события — захвата Иерусалима вавилонянами в 58 г. до н. э., увода израильтян в плен и последующего их возвращения на родину спустя поколение. Моисеев Закон, или Тора, представлял собой компилятивный свод древних текстов, найденных среди развалин иерусалимского Храма, и месопотамских мифов, усвоенных израильтянами в изгнании. Эта новая версия священных текстов подчеркивала право еврейского Бога карать или вознаграждать и одаривать Свой народ. Историческая природа Божьего Промысла не была забыта выжившими в изгнании, которым доводилось слышать Моисеев Закон.

Помимо нового чувства участия Бога в делах человеческих и событиях истории, евреи изгнания пополнили свои религиозные представления еще одним элементом. В то время как до вавилонского пленения еврейские пророки были более всего обеспокоены социальными и моральными аспектами жизни Израиля и его отношений с Божьим промыслом, после возвращения фокус их внимания сместился на события апокалипсического плана, которые обрели поистине космические масштабы. Евреи вернулись из пленения, обретя новый взгляд на собственную историю и самоидентичность, а также став народом, перед которым открылись новые духовные перспективы и представления о таких вещах, как ангелы и ожидание прихода Мессии. Но наиболее важной из этих идей было убеждение том, что мир погибнет в грандиозной космической катастрофе — Апокалипсисе.

Пророки Ветхого Завета (слово «пророчество» восходит к греческому термину, означающему «экстатическое возвещение») появились около 1000 г. до н. э. По типу они весьма близки к монотеистическому шаману. «Невиим»[33], или говорящие от имени Бога, наряду со священниками и прорицателями занимали одно из центральных мест в духовной жизни израильского народа. Таких пророков было великое множество, и они совершали сложные ритуальные действа, танцуя и декламируя свои пророчества перед толпами верующих, охваченных благоговейным трепетом и восторгом. Эти действа мало чем отличались от ритуалов, исполнявшихся некогда официальными оракулами-прорицателями на Тибете. И в том, и в другом случае дело оканчивалось изречением пророчеств. Вспоминая о грехопадении Адама и Евы и изгнании их из райского сада, а также о всемирном потопе, пророки очень скоро перешли к осуждению греховной природы самого Израиля и теме приближения Судного дня.

Пророк Амос начал свое служение около 760 г. до н. э., и оно продолжалось с нарастающей активностью до тех пор, пока его пророчества не сбывались. Иеремия, пророк вавилонского пленения, живший ок. 600 г. до н. э., был первым, кто связал судьбу Израиля с конечными судьбами космоса. Он предрекал, что «небеса содрогнутся» от ужаса перед карой Божьей. Для тех, кому довелось пережить вавилонское пленение, эти пророчества звучали как обещание скорого конца света. Ведь все, что воспринималось евреями как знаки милости Божьей, — родина, Храм, царская власть, — было отнято и безвозвратно уничтожено.