Тайны советского футбола

Первый год знаменитый футболист провел в Коми АССР, в Ухте, которая стала называться городом только в 1943 году. Рядом с городом в разных лагерях заключенные работали на лесоповалах, а в самой Ухте был даже театр, труппу которого тоже составляли заключенные, проявившие актерские способности. Но для Николая Старостина местом заключения стал ухтинский стадион.

Начальник Ухтлага страстно любил футбол и всяческие опекал ухтинскую команду «Динамо». В нее входили осужденные футболисты, жившие прямо на стадионе. Генерал пустил в ход все свои возможности, чтобы заполучить Николая Старостина, когда тот был еще в пересыльной тюрьме в Котласе. Так Старостин начал тренировать ухтинское «Динамо», играющее на первенство Коми АССР — с командами Инты, Сыктывкара, других городов. В этих командах, разумеется, тоже играли заключенные футболисты.

Как вспоминал впоследствии Николай Старостин в своей книге «Футбол сквозь годы», начальник Ухтлага, будучи очень жестким человеком, своим футболистам предоставлял все льготы, какие только были возможны в условиях заключения.

К этому Николай Петрович добавил свое размышление о месте футбола в лагерной жизни: футбол «словно отделяли от всего, что происходило вокруг. Это было похоже на неподвластное здравому смыслу поклонение грешников, жаждущих забыться в слепом обращении к божеству. Футбол для большинства был единственной, а иногда последней возможностью и надеждой сохранить в душе маленький островок искренних чувств и человеческих отношений».

Тренировать ухтинское «Динамо» Николаю Старостину пришлось около года. В конце 1944 года из Москвы пришло распоряжение перевести заключенного Старостина Н. П. из Ухты в Хабаровск. Туда футболист добирался полгода, с частыми остановками в пересыльных тюрьмах по маршруту следования. В одной из них ему посчастливилось встретиться с братом Александром Старостиным, если, конечно, встречу в тюрьме можно считать счастьем…

Из Хабаровска путь заключенного футболиста лежал еще дальше — в Комсомольск-на-Амуре. Теперь Николай Старостин стал тренером еще одной динамовской команды. Под его руководством она несколько лет на равных играла с сильными хабаровскими командами — динамовский и армейской, а также динамовцами Благовещенска, армейцами Воздвиженки и Читы, командой Тихоокеанского военного флота из Владивостока. В некоторых из армейских команд выступали футболисты довоенных команд группы «А», призванные на военную службу.

А что касается команды Комсомольска-на-Амуре, то после войны она стала пополняться футболистами из «новой волны» заключенных — бывшими военнопленными. Освободившись из гитлеровских лагерей, они переехали в сталинские. Высоких покровителей у динамовцев Комсомольска-на-Амуре, точно так же, как это было в Ухте, хватало, как и среди лагерного, так и прочего начальства.

Начальник местной железной дороги, например, выделил команде для поездок на игры в другие города специально оборудованный спальный вагон. Здесь были несколько двухместных купе для руководителей команды, большой салон, кухня с холодильником и спальные места для футболистов. При вагоне состоял повар-проводник, тоже из заключенных. По прибытии к месту очередной игры вагон отводили на запасной путь, и он становился гостиницей.

Но впереди у Николая Старостина был новый поворот судьбы, теперь уж совсем неожиданный. В 1948 году до освобождения ему оставалось четыре года. Затем — пять лет «поражения в правах». Среди прочего, «поражение» означало запрет жить в крупных городах и уж тем более в Москве. Срок тренер динамовцев Комсомольска-на-Амуре завершил досрочно. Помогли высокие покровители, нашедшие лазейку. Сам Николай Старостин об этом эпизоде своей лагерной жизни вспоминал так:

«Директором одного из заводов Комсомольска был инженер Рябов из Москвы, с Красной Пресни, на удачу оказавшийся болельщиком «Спартака». Он сумел использовать то, что отцы города и Амурлага позволили немыслимую вещь: не только зачислить политического заключенного на завод, но и допустить его к работе на станке. Как вскоре объяснил мне Рябов, теперь при условии выполнения плана мне за день полагалось два дня скидки со срока заключения.

В семь часов утра я устанавливал на зуборезный станок семь болванок, процесс обработки которых длился всю смену. Рядом со мной, на другом станке работал осужденный вор-карманник Дмитрий Михалев из Иркутска, необычайно одаренный в ремесленном деле. Он-то мне и помогал. От завода до футбольного поля, где тренировалось «Динамо», было 20–30 минут ходьбы. Имея пропуск-«вездеход», я исчезал, а Михалев присматривал за моими болванками. Ему не составляло труда несколько раз за смену подойти и микроном выверить точность действия резца, больше ничего не требовалось. После тренировки я прибегал на завод.

У Михалева пропуска в город, естественно, не было, его никуда не выпускали. Он помогал мне — я помогал ему, принося из города то, что нельзя было купить в лагерном магазине.