Тайны средневековых рыцарей

Позже, окрепнув, Церковь стремилась если не прекратить феодальные усобицы, то хотя бы их ограничить. Для этого она призывала герцогов, графов, баронов воздерживаться от бесконечных распрей хотя бы во время поста и больших праздников, а также в определенные дни недели — субботу и воскресенье, чтобы проводить их благочестиво. Сроки, когда складывалось оружие, назывались «Божьим перемирием*. Но полностью избежать войн было невозможно, и у христианской Церкви постепенно вырабатывался определенный взгляд на войну как на неизбежное зло. Именно такая точка зрения стала основой для рыцарской нравственности и рыцарских традиций. Попробуем поближе познакомиться с некоторыми теологическими воззрениями.

Христианские заповеди, как известно, полностью отвергали убийство людей, без которого не обходятся войны. Когда христианская Церковь только начинала формироваться, многие из ее отцов разделяли заповеди полностью. «Неужели можно жить мечом, — говорил один из них, Тертуллиан, философ и писатель, — когда Господь возвестил, что от меча погибнет каждый, кто возьмется за меч?» Ему вторил Блаженный Августин: «Кто может думать о войне и переносить ее без глубокой скорби, тот воистину потерял всякое человеческое чувство».

Однако, когда христианская вера стала государственной религией, Церкви пришлось примирять свои взгляды с требованиями государственной власти. Она стала признавать войну, и тот же Блаженный Августин сформулировал примирение христианских заповедей с неизбежностью войн такими словами: «В чем грех войны? Неужели в том, что умирают люди, которые все равна когда-нибудь умрут? Осуждать смерть — это трусость, а не набожность. Нет, страсть вредить, жестокость мщения, неукротимость и непримиримость духа, дикость в борьбе, похоть господства — вот что по справедливости считается грехом в войнах».

В X–XI веках Церковь полностью примирилась с неизбежностью войн, однако законными считались только войны справедливые. Но как определить, какую войну считать правой, а какую — нет? Формулировку за пять-шесть веков до этого оставил Блаженный Августин: «Справедливыми обыкновенно называются те войны, которые мстят за несправедливости, если, например, какое-либо племя или община пренебрегает обязанностью возместить за нечестие, совершенное его членами, или возвратить то, что отнято несправедливо».

Однако Блаженный Августин идет еще дальше в трактовке справедливости: «Без сомнения, справедлива и всякая война, предписываемая Богом, у которого нет неправды. В такой же войне ведущее ее войско или даже весь народ должны считаться не столько зачинщиками войны, сколько ее слугами».

С такой философией учение Церкви шло на уступки светской власти. Признавая неизбежность войн, она направляла свои заботы лишь на то, чтобы смягчить способы ее ведения, обуздать жестокость воюющих сторон. Воинам она стремилась внушить более человечное отношение к ближнему не только в мирное время, но и на войне.

Но был у Церкви и более прагматичный интерес к воинам: она хотела использовать их в своей борьбе против магометан и язычников, против всех других вероисповеданий и отступников от христианского учения. Словом, неудивительно, что Церковь и рыцарское сословие — единственная реальная военная сила — оказались тесно связанными между собой.

РЫЦАРСКИЕ ИДЕАЛЫ

Воспитание будущего рыцаря начиналось рано. Бароны, графы, герцоги обычно не слишком радовались, когда в семье появлялась девочка: за ней, будущей невестой, надо было давать приданое — часть земель. Мальчик же был наследником, будущим рыцарем. Сеньор, у которого родился сын, собирал всех своих вассалов и торжественно объявлял примерно следующее: «Радуйтесь и будьте отныне покойны. Родился ваш будущий сеньор, тот, кому вы будете обязаны вашими ленами, тот, кому вы будете верно служить».

До семи лет мальчик обычно оставался на попечении женщин, потом начиналось суровое военное воспитание. Целыми днями он учился сражаться на мечах, копьях, биться на палках, стрелять, ездить на коне, плавать, переносить походные тяготы.

А поскольку охота была любимым развлечением рыцарства в свободное время, то мальчиков учили обращаться с соколом, носить его на руке, напускать на птицу, охотиться с собаками.

Об обучении каким-либо наукам заботились мало. Грамота считалась скорее женским делом — девочка училась ей у домашнего священника и потом с удовольствием читала молитвенник или героические баллады.

Мальчику оставалось лишь слушать песни бродячих артистов, забредших в отцовский замок, восхищаться подвигами их героев и давать себе обещания подражать им.

С ранних лет будущий рыцарь укреплялся в беззаветной вере своих отцов в учение Христа, в христианские заповеди. Но и христианство воспринималось упрощенно, лишь в соответствии с рыцарским духом, поскольку оно как бы оправдывало воинские устремления.