Тайны старого Петербурга

Но у нас имелся фонарик. Один остался у Ольги Николаевны и Ивана Петровича, а второй прихватили мы с Сережкой.

По всей вероятности, Заславские продали квартиру, оставив в ней большую часть мебели. Не тащить же ее во Францию? Да и купившим квартиру французам она требовалась. Теперь практически все стоявшее в той комнате, в которую мы спустились, было разрушено или каким-то образом пострадало. В общем, или требовало ремонта, или прямо-таки просилось на помойку. В следующей комнате убранство частично сохранялось, еще одна представляла собой склад мебели, строительных материалов и инструментов. Нас в первую очередь интересовала четвертая.

Из нее практически все вынесли. Не знаю уж, собирался ли тут кто делать ремонт или искал сокрытый в одной из стен тайник. Я склонялась к последнему варианту. Возможно, обследовавшие квартиру сотрудники правоохранительных органов, заметив большое количество различных стройматериалов и инструментов, а также разобранную печь, часть пола и стен, решили, что тут собираются делать перепланировку. Но они не знали про деда Лукичева и прочих родственников Ваучских. Те же, кто занимался разбором стен и печи, мог знать. Или знал про скелет. У меня создалось впечатление, что работали целенаправленно. В той комнате, в которой нужно. И в определенной ее части.

Милиция – или кто там еще – разобрали, вернее, разбили неразобранную кирпичную кладку, чтобы извлечь из ниши скелет. Когда я была тут после пожара, оттуда торчала верхняя его часть и ступни, сейчас же передо мной была пустая ниша – во весь человеческий рост. Обломки кирпичей валялись рядом. Я только смутно помнила, что видела вокруг себя в злополучную ночь, – не в том находилась состоянии, чтобы все четко отложилось в памяти. Теперь мне, конечно, было страшно, но не так чтобы очень – привыкла за последние дни. Да и чего бояться? Квартира пустая, опечатана. Вход, в любом случае, расположен в парадном подъезде, а туда не особо-то проникнешь: у них там какая-то мудреная сигнализация установлена, переговорное устройство и еще бог знает что. Если тебя не ждут специально – не войти. По идее, сюда можно забраться только через дыру в потолке, которую охраняют Ольга Николаевна с Иваном Петровичем. Да и кого может принести среди ночи, кроме слегка чокнутых жильцов нашей квартиры? Но мы-то ясно по какому делу – мы клад ищем. А другим чем тут заниматься?

И все же я пожалела, что не прихватила последний оставшийся у нас короткоствольный автомат или хотя бы пистолет. С оружием я чувствую себя увереннее. Но не возвращаться же? Ладно, завтра возьмем что-нибудь из нашего арсенала.

Сережка тем временем, опустившись на колени, внимательно осматривал всю нишу и пол перед ней. Я присоединилась к нему. Двери, когда-то закрывавшей ее, больше не существовало. Осталась только пустая ниша. Если кто-то из предыдущих хозяев и нашел что-то, то уже давно забрал себе, возможно, даже потратил.

– Мам, пошли дальше смотреть, – сказал Сережка. – Здесь уже ничего не найдем.

Я кивнула, соглашаясь. Мы принялись осматривать остальную часть комнаты: Сережка – по низу, я – на уровне своего роста. Наверное, лезть к потолку было бессмысленно. Мне почему-то казалось, что мы выполняем бессмысленную работу: все, что было спрятано, уже найдено до нас. В нише и, может, в печи.

Мы примерно с полчаса обследовали стены комнаты, правда, с меньшим усердием, чем у себя в квартире. Затем Сережка предложил отложить это занятие до завтра. Я с ним охотно согласилась, подумав, что завтра мы направим сюда Ивана Петровича с Ольгой Николаевной, а сами посидим наверху. Будем работать посменно.

Мы вернулись к дыре. Ольга Николаевна с Иваном Петровичем склонились над нами и шепотом спросили:

– Ну как?

– Ничего, – махнула рукой я. – Если что и было, забрали до нас. Бросайте веревку.

– Марина, найди, на что встать, как я тебе говорил, – свесил голову Иван Петрович. – А Сережка потом отодвинет назад. Его-то и так вытащим.

Только я сделала шаг в сторону, чтобы из соседней комнаты принести средних размеров стол, который Сережка смог бы отодвинуть из-под дыры к стене, как раздался скрип двери. У меня душа ушла в пятки. Сережка впился в мою руку и задрожал, как лист на ветру. Ольга Николаевна вспомнила Господа, Иван Петрович шумно вздохнул, а потом прошептал: «Чур меня!» Мы все дружно, не сговариваясь, перекрестились.

Скрип раздался наверху, в мансарде, со стороны второго входа. Художники всегда пользовались нашей лестницей, предпочитая нашу всегда открытую дверь вывертам «новых русских». Да и кто знает жильцов парадного подъезда? Если бы художники стали ходить через них, могли бы гораздо раньше лишиться мансарды, кому-то не угодив. Вася говорил, что с парадного входа вообще ни разу не заходил, но дверь там имелась. Забита она или нет, я не знала. И тут в тишине послышались осторожные шаги. Потом незнакомец остановился.