— Он неправильного цвета, — заметила старуха. — Настоящий вороний суп должен быть не красным, а черным.
— Нет, красным!
— Черным!
— Красным!
Джеймс понял, что больше ничего любопытного не услышит, и направился наверх…
…Не дойдя буквально пару шагов до своей комнаты, Джеймс остановился.
Дверь спальни мадам Клопп была открыта, и из-за нее раздавались очень странные звуки — хлюпанье и всплески, а еще кто-то что-то бормотал.
Заглянув в комнату, Джеймс оторопел. Да и кто бы на его месте отреагировал иначе, увидев подобное.
В комнате был Лемюэль. Скрючившись в три погибели, он держал в руках рыбу Мередит и крепко сдавливал ее, словно пытался задушить. Рыба отчаянно била хвостом из стороны в сторону, судорожно раскрывала пасть и шевелила жабрами. Она страдала и задыхалась, а аптекарь продолжал ее мучить.
— Лемюэль! Что вы делаете?!
Лемюэль повернул голову, и Джеймс отшатнулся. Лицо кузена было так сильно искажено, что он его даже сперва не узнал: кожа на скулах будто натянулась, а щеки запали сильнее обычного, глаза тонули в черных кругах и яростно сверкали — в них застыла такая злоба, что Джеймс по-настоящему испугался. Таким он Лемюэля прежде не видел.
— О, дорогой кузен, — протянул аптекарь, и его губы сложились в ехидную усмешку. — Снова ошиваетесь повсюду и суете нос в чужие дела?
— Нет, я просто… — Джеймс дернул головой и нахмурился. — Что вы делаете с бедной рыбой?
— Бедной? Эта мерзавка попыталась откусить мне палец, а я просто хотел ее погладить.
— Вы ведь на самом деле не хотели ее погладить, верно?
Лемюэль прищурился и сдавил рыбу сильнее, отчего та издала отчетливый хрип.
— О, вы поймали меня с поличным, дорогой кузен, можно сказать, раскусили. Я хотел съесть рыбеху — пока еще в этой дыре дождешься обеда. Или вы предлагаете мне грызть ножки стульев?
Лемюэль произносил эти два слова, «дорогой кузен», намеренно их растягивая так, что они звучали с легко читаемой издевкой.
— Вы хотели съесть ее… сырой?
— Не вам, дорогой кузен, осуждать мои вкусовые предпочтения. Это мой дом: хочу — съем сырую рыбу, захочу — вас съем.
Лемюэль швырнул рыбу обратно в аквариум, и в воздух поднялся фонтан брызг. Рыба заметалась в воде. Аптекарь меж тем отряхнулся, как кот, и снова повернулся к Джеймсу. Отметив выражение его лица, он расхохотался.
— Это же просто шутка, дорогой кузен. Вас есть никто пока что не собирается.
— Пока что?
— Вам говорили, что вы — зануда, дорогой кузен? Зануды слишком терпкие на вкус — уж лучше съесть сырую рыбу. Принесла же нелегкая из Рабберота родственничка, который не понимает шуток!
— Что-то я не замечал, чтобы вы раньше шутили.
Лемюэль двинулся к Джеймсу странной покачивающейся походкой и подошел так близко, что ему тут же захотелось отстраниться.
— Ну что вы, дорогой кузен. — Лемюэль прищурился. — А как же моя славная шутка с крышкой люка? Неужели вам было не смешно?
Джеймс не поверил своим ушам.
— Это… это вы меня заперли? — запинаясь, спросил он. — Но зачем?
— Мне показалось это забавным. — Лемюэль со злорадством усмехнулся. — Как вы стучали! Как звали на помощь… нужно как-нибудь повторить.
— Лемюэль, это… подло!
— Нет же, это забавно. В моей унылой жизни так мало радости. Но вот такие мелочи… запереть кого-то в клоаке, дать старухе вместо пилюль хорошего настроения «Болезневин», порезать шланг пневмоуборщика, заманить котов, чтобы они устроили дебош, что-то сломать… это так приятно.
«Он не в себе! — понял Джеймс. — Кажется, безумие взяло верх. Это не Лемюэль… что же делать?!»
— Где старуха? — спросил Лемюэль.
— На кухне. Они с Хелен готовят суп.
— Ненавижу эту провонявшую нафталином кошелку. Если бы не Хелен, давно свернул бы ей шею.
— Лемюэль, вы говорите ужасные вещи…
— Да я же шучу, дорогой кузен! Эта карга сама кому хочешь свернет шею. Хотя… у нее несколько иные методы.
— Методы? Вы о чем? — спросил Джеймс, и тут он догадался. — Вы имеете в виду ее мужа? Он ведь не сбежал, верно?
Лемюэль поднял руки, манерно отдернул по очереди манжеты и демонстративно зааплодировал кончиками пальцев.
— О, он не сбежал. Старуха не могла выносить, что этот хмырь избивает ее дочь, и смазала ядом его парик. Ну, и хмырь Уиллард Клопп приказал долго жить.
— Смазала ядом… парик… — задумчиво проговорил Джеймс. — Я слышал, как она бормочет во сне, что нужно смазать чем-то все трессы, только я не понял, что это за трессы такие.
— Парик состоит из трессов — это ленты, к которым пришивают волосы. О, она смазала ядом их все. Изобретательно, мда… а потом, когда старина Уиллард откорчился, избавилась от трупа с помощью этого идиота Тромпера. Отправила дохляка Уилларда на дно канала…
Джеймс слушал с раскрытым ртом. Все сложилось! И предметы ненависти мадам Клопп, и то, что говорил Тедди Тромпер: его брат сделал кое-что для Хелен — то, что она обязана была оценить, — он помог ее матери избавиться от тела отца! Все вдруг встало на свои места.
— Почему вы рассказали мне об этом? — спросил Джеймс.
Лемюэль хмыкнул и подмигнул.