Тайны темной осени

— Кэл, — не стала я отпираться.

— Кэл, — с досадой выразился он, имя проводницы прозвучало как ругательство. — Язык у неё без костей, помело поганое!

— Она тоже из-за Двери, — невинно заявила я. — Как и ты.

Он дёрнул плечом и не ответил.

— Сколько же вас здесь таких, — задумчиво продолжила я. — Ты, Кэл, Всеслав этот таинственный. Прямо Гарри Поттер вокруг какой-то. Злые колдуны, добрые колдуны, куклы…

— Всеслав — человек, — поправил меня Похоронов.

Ага, человек. Такой человек, которому ты, нелюдь, в нарды проигрался подчистую. На пятьдесят лет! И почему, спрашивается, нарды, а не, скажем, карты или шахматы? Боюсь, на этот вопрос ответа я не узнаю. Даже если прямо спрошу. Он промолчит. Пропустит мимо ушей и промолчит…

Его руки на гладкой белой поверхности столика. Узкие, длинные, как у пианиста, пальцы. Смуглая, но не чёрная, не с тем отчётливым оттенком, какой бывает у мулатов, кожа. Не мулат. Вообще ни капельки негроидной крови, даже сильно разбавленной: не тот типаж. Недавно заживший шрам, ещё тугой и багровый, уходит под рукав зигзагом. Служба у Похоронова явно не из простых. Приходится и драться и магию применять. И получать раны.

— Куклу надо изловить, — сказал вдруг Похоронов и посмотрел на меня в упор.

Я уже немного привыкла к нему, к его странному пугающему взгляду, к ярким глазам — что ж, теперь я знала их природу, понимала, отчего у них такой удивительный, словно подсвеченный изнутри ледяным фиолетовым солнцем оттенок. И уже не боялась. Во всяком случае, не боялась так, как боялась его раньше.

— Ты мне поможешь, — безапелляционный тон.

Поможешь, и всё тут. Потому что я так решил. Хочешь, не хочешь, боишься, тошнит тебя — твои проблемы. Надо.

— Ты убьёшь её? — спросила я горько.

— Перевезу, — оскалился он.

И гадай, что бы это значило. Объяснять он не собирался. Хватило того, что уже рассказал!

— Может, мне нарисовать?..

— Нет, — резко отреагировал Похоронов. — Вот уж этого — не надо. Ни в коем случае!

— Ты не дослушал, — тихо, упрямо сказала я. — Если я нарисую, что с куклой мы справимся. То всё пройдёт хорошо.

— Ты уже нарисовала.

— Можно подумать, если бы не нарисовала, то ничего не случилось бы! — выпалила я. — Я тебе кто, бог? Этот… как его… конструктор реальностей? Я просто недохудожник, которому внезапно стало лень учиться! Эти рисунки — это просто рисунки! Ерунда на постном масле, бред собачий на коровьем! Откуда во мне ваши чёртовы магические способности, да ещё и такие. Ещё скажи, что я тоже из-за вашей Двери сюда пришла!

— Нет, — медленно выговорил Похоронов, разглядывая меня своими фонарками-рентгенами, — ты — человек…

— Тогда откуда?

— Всё просто. Вспомни: сотворены по образу и подобию…

Он ещё и Библию знал, восхитилась я. Как мило! А ведь таких, как он, христианство считало — и по сей день, наверное, считает! — бесами. Служителями преисподней, являющимися в наш мир смущать православных всяческими страстями и пороками.

— Можно спорить о внешнем облике бога, — Похоронов внезапно развеселился, — похож он на вас, людей, или не очень. Но «по подобию» означает, что он вдохнул вас свою собственную неуёмную жажду творить. Сам он — творец всего сущего, допустим, до всего сущего ни один человек добраться не в состоянии, чтобы сотворить более-менее сносную поделку. Но в мелочах, в рамках собственной зоны влияния… И кому-то больше отгружено этой самой божественной искры, кому-то меньше. Кто-то годами чахнет, изучая паранормальные техники, и не получается у него даже огонь на кончике пальца вызвать. А у кого-то — Дар. Как у тебя. Только ты отрицаешь его, потому что боишься. Да и не умеешь ты почти ничего. И не уверен я, что стоит начинать тебя учить…

Длинная речь, я оценила. Но очень уж обидным мне показалось его «не стоит даже начинать»

— Почему не стоит? — спросила я.

— Дашь обезьяне гранату?

Я замотала головой.

— Вот и я не дам.

— Я не обезьяна! — возмутилась я.

— Ты — Римма, — язвительно откликнулся он. — Не знаю даже, что хуже, честное слово! Своевольная, упрямая, слушаешь только свои «хочу», велели тебе сидеть тихо, опасно, мол, для жизни. А тебе наплевать, захотелось выйти развеяться — вышла. И Кэл под смерть едва не подвела, кстати говоря.

Возразить мне на его слова было нечем. Так всё и было. И стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором возникала жуть, существо в коридоре вагона. Изуродованное лицо, изуродованное тело. Запах. Склизкий влажный свистящий вдох, словно и лёгкие у неё тоже забиты гноем или ещё чем-то таким же мерзким.

— Похоронов, — сказала я, озвучивая внезапно вспыхнувшую догадку, — если девочка — моя родня… из которой куклу сделали… может быть, узы крови помогут вырвать её из злого колдовства?

— Узы крови не помогли твоей тёте, а тебе с чего помогут?

— Не знаю, — честно призналась я. — Но она не напала сразу. Стояла просто. Могла ведь тысячу раз напасть, и не напала. Я… я хотела… я протянула ей руку.

Он матюгнулся сквозь зубы, но кивнул мне, мол, продолжай.

— И она тоже! Понимаешь? Она тоже… ко мне… руку!

— Чтобы вырвать тебе глотку! — не выдержал Похоронов.