Тайны Торнвуда

Я спустилась на полянку к Сэмюэлу. Высокие эвкалипты с черными стволами бросали тень на траву, их листья трепетали под легким утренним ветерком, а птицы – птицы-бичи, свистуны, кукабарры, попугаи-лорикеты – воспевали восход солнца. Я вдохнула перечный запах пижмы, острый зеленый аромат эвкалиптов и сладкое насыщенное благоухание роз и решила, что Сэмюэл прав.

Он вложил револьвер мне в руку, направляя его на край поляны.

– Положи указательный палец на предохранитель и держи крепко. Подставь вот так вторую руку и вытяни обе.

Оружие было большим и увесистым, слишком громоздким, чтобы держать так, как нужно. От него исходил легкий металлический запах, смешанный с гвоздикой и потом, неприятный и неуместный в это напоенное ароматом цветов утро. Я попыталась сунуть его назад Сэмюэлу, но он покачал головой.

– Нет, нет… Держи его нацеленным на край поляны. Видишь вон то дерево?

– Я не могу, Сэмюэл.

– Вот… – Он встал позади меня и обнял, накрыв мои ладони своими. – Ты держишь его, как дохлую крысу. Нужно держать уверенно, воспринимать как часть своего тела. Как продолжение руки.

Меня передернуло.

– Он слишком тяжелый. Я не могу хорошо прицелиться.

Сэмюэл прижался ко мне. Я ощутила спиной тепло его тела, крепкие грудные мышцы, сильные, надежные руки.

– Возьми его крепко двумя руками, затем большим пальцем взведи курок… Вот, вот так, пока он со щелчком не встанет на место.

Урок был напрасной тратой времени. Я знала, что никогда не направлю оружие на другую живую душу, не говоря уже о том, чтобы убить, даже ради спасения собственной жизни. Может, мой отец пожилой и закосневший в своих привычках человек, но еще он – помимо Сэмюэла – самый мудрый из известных мне людей. «Милая, – очень часто говорил он, – всякий раз, когда мы убиваем даже самое малое из Божьих созданий, мы подтачиваем нашу собственную связь с божественным».

Но, нежась в роскошной близости Сэмюэла, я изменила свое мнение о достоинствах такого урока. Рубашка Сэмюэла пахла свежим потом, липла к его коже, а запах его помады для волос заглушал масляную вонь оружия. От этой близости с ним тело покалывало, ноги и руки ослабели. Я украдкой взглянула на Сэмюэла, любуясь его раскосыми глазами, высокими широкими скулами, пухлыми губами, возбуждавшими на таком расстоянии. Я поймала себя на том, что отклонилась сильнее, прижимаясь к нему ягодицами, вспоминая сладостную мягкость его губ.

– Не отвлекайся, – проворчал он.

Я съежилась.

Это заставило его вздохнуть и, сдвинув брови, покачать головой:

– Ты ведь понимаешь, с кем мы воюем, верно?

– Конечно.

– Тогда ты знаешь, что любой, кого правительство сочтет неблагонадежным для страны, будет интернирован. Такое случалось в прошлую войну и, думаю, снова случится в эту. Если твоего отца посадят в тюрьму из-за его национальности, ты останешься одна. Ты должна знать, как себя защитить. Поэтому будь внимательна сейчас. Давай попробуй всадить пулю в ствол вон того старого дерева.

Оружие дернулось в моих руках, в ушах зазвенело от оглушительного, с треском, хлопка. Я, дрожа, опустила револьвер.

Разумеется, я промазала. Нарочно, потому что тогда Сэмюэл снова должен будет проинструктировать меня, как взводить курок, целиться, задерживать дыхание и очень, очень мягко нажимать на спусковой крючок. Я решила быть безнадежным стрелком, чтобы у Сэмюэла не осталось иного выбора, кроме как упорно продолжать заниматься со мной. После третьей попытки от ствола эвкалипта, сбоку, взметнулся фонтанчик из кусочков коры. Сэмюэл издал радостный клич. По моему телу прокатилась волна удовольствия, что я доставила ему радость. Но когда рассматривала ущерб, нанесенный невинному эвкалипту, я ощутила такую сильную боль, что у меня перехватило дыхание. Я держала в руках смертоносную вещь, изобретенную и созданную с единственной целью – отнимать жизнь.

На войне – жизнь людей.

Среди них мог быть Сэмюэл.

Глава 6

Одри, январь 2006 года

Через четыре дня после инцидента с ежевикой я отклеила последний пластырь и оценила нанесенный ущерб. Моя кожа по-прежнему была расчерчена пересекающимися, покрытыми корочкой царапинами, покрыта синяками и ссадинами, но свой урок я усвоила. Никаких больше страхов из-за безумных фантазий.

Я приняла душ, переоделась и пошла в кухню. С момента обнаружения в четверг письма Айлиш я не провела ни одной спокойной ночи. Дело, вероятно, усугублялось и тем, что каждую ночь я спала, свернувшись калачиком, на кровати Сэмюэла. Мне до некоторой степени казалось извращением искать утешения в личном пространстве мужчины, которого обвиняли в убийстве. И тем не менее, как я ни пыталась держаться подальше от его комнаты, у меня не получалось.

Нагрузив поднос завтраком, я отправилась на поиски Бронвен. Занятия в школе начинались сегодня, и у меня закрадывалось подозрение, что я нервничаю больше дочери. Я не стала сообщать ей о Сэмюэле, не желая перегружать ее перед ответственным днем, и конечно, теперь переживала, что слишком с этим затянула.