Тайны Торнвуда

Кожаный переплет Библии потрескался от времени, уголки обтрепались, страницы с золотым обрезом поблекли под многолетней пылью. Она была достаточно маленькой, чтобы уместиться на моей раскрытой ладони, удивительно тяжелой. Я перевернула обложку. На форзаце выцветшими синими чернилами было написано: «Награда Сэмюэлу Джеймсу Риордану от начальной школы Святого Иосифа, Дублин, 1925 год». Я стала перелистывать страницы, и что-то выскользнуло и со стуком упало на пол у моих ног.

Крохотный ключик. Очень старый, с полым стержнем и искусно выкованной головкой в форме сердечка, почерневший от времени и испещренный пятнышками ржавчины. Я моментально поняла, к чему он подходит, и отперла ящик туалетного столика, ожидая найти не более чем коллекцию посеревшего нижнего белья и носков.

И застыла, не сводя глаз.

Мне было четырнадцать лет, когда я последний раз держала в руках огнестрельное оружие. Давний обожатель тети Мораг был страстным его любителем, собирателем старых и редких ружей и пистолетов. Ему доставляло величайшее удовольствие показывать свой обширный арсенал новому зрителю, и я провела много часов, разглядывая экспонаты, которые вызывали у меня отвращение и в то же время огромный интерес.

Сунув руку в темное нутро ящика, я извлекла оттуда револьвер, большой, очень тяжелый. Проверила барабан. Патронов в нем не было, даже использованных. Сжав рукоятку, я навела прицел на окно. Держать револьвер в доме без лицензии было незаконно. Во времена Сэмюэла правил насчет огнестрельного оружия не существовало; в своих владениях его имели любой фермер или скотовод, любой землевладелец. Сейчас не так. По закону я обязана сдать его в полицию, иначе меня могут привлечь к ответственности.

Я крепче сжала рукоятку. Когда-то руки Сэмюэла были там, где сейчас мои. Возможно, частички его кожи – уж наверняка отпечатки пальцев – по-прежнему находятся на тусклой поверхности оружия. Часть его, Сэмюэла, сейчас здесь, в моих руках. Я понюхала рукоятку. От нее исходил неприятный запах пота и жира, пороха и пепла, вороненой стали и чистящей жидкости. От револьвера пахло так, словно он долгое время пролежал под землей, скрытый от врачующего солнечного тепла. От него исходил запах денег, историй, какие рассказывают в сомнительных барах, дыма и почти выветрившегося одеколона. Он переходил из рук в руки, собирая эссенцию с кожи каждого из владельцев, как собирает пыльцу с многих цветков пчела… только эта обладала куда более смертоносным жалом.

По словам Кори, городские сплетники считали, что Сэмюэл избежал обвинительного приговора благодаря дружбе его отца с судьей. Но что, если слухи были безосновательными? Что, если Сэмюэл вышел на свободу не благодаря послушному судье, а за недостатком улик? Или улики, которую я сейчас держала в руках?

Я проверила ящик, и точно – в самом дальнем углу лежала картонная коробочка с двенадцатью боевыми латунными патронами. Их нужно сдать в полицию вместе с револьвером и забрать сейчас, пока Бронвен в школе. Я положила револьвер и коробку с патронами на пол рядом с собой и хотела уже закрыть ящик, когда кое-что привлекло мое внимание.

Из-под бумаги с цветочным узором, выстилавшей дно ящика, торчал пожелтевший уголок листка. Поддев подстилку, я вытащила конверт – большой, в пятнах от старости, клапан заклеен полоской потерявшей эластичность пленки.

Внутри лежали две цветные фотографии.

На первой темноволосый мальчик стоял в тени у корней громадной араукарии. У мальчика были глаза Тони и его нахальная улыбка, и он махал в камеру. Рядом на солнечном участке травы красовался детский надувной бассейн, в воде отражалось безупречно чистое небо. В левом углу снимка у натянутой бельевой веревки стояла женщина. Высокая и крупная, с гладко зачесанными назад волосами. Она как раз закрепляла на веревке мужскую рубашку, глядя через плечо, будто ее застали врасплох. Рядом с женщиной, в тени ее поднятой руки, стояла девочка с длинными светлыми волосами. Лохматая лужайка вокруг них, с темным участком в центре, куда падала тень невидимого фотографа, вся заросла маргаритками.

Я перевернула снимок. На обороте было написано: «Луэлла, Гленда и Тони. Мэгпай-Крик, 1980 год».

Вторая фотография была нечетким, зернистым полароидным снимком, бумага пошла складками и обтрепалась по краям, словно провела свою жизнь в чьем-то кармане или бумажнике. Четверо детей, два мальчика и две девочки – все смеются известной только им шутке, смотрят друг на друга. Крайний слева кудрявый мальчик кого-то смутно напоминал. Другой мальчик, которого я узнала сразу же, был Тони, вероятно, лет восьми. У одной из девочек были вьющиеся рыжие волосы и широкое веснушчатое лицо, ослепительную улыбку портила лишь зияющая брешь на месте переднего зуба. Не считая отсутствующего зуба, Кори Уэйнгартен практически не изменилась.