Лизка растолстела
Володя посмотрел на Лизку:
– Женщина, не кричи, я думаю. Мне и так трудно после выстрела, во мне мелкие повреждения тканей.
– Ты меня не разжалобишь! Отвечай за свои приборы!! – закричала с новой силой Лизка.
– Не спиши, все будет. Я уже придумал, исполнители у меня есть.
– Ты чего себе под нос шепчешь? Ты мне ответ дай: когда меня вес начнет покидать?!
– Скоро. Потерпи пару недель, усилим прибор, добавим ограничители, соединим с весами, которые будут блокировать ненужные клиенту параметры.
– Понятно, – вдруг примолкла Лизка, – тогда, что я здесь делаю? Я могу уйти домой на две недели?
– Думаю, да. Тебя в профилактории фирмы никто не держит.
– А Платон он может уйти со мной?
– Нет! – вскрикнул Володя. – Платон перешел разумные границы изменения массы тела, он в дистрофика превращается! Его состояние несоизмеримое с жизнью.
– Володя, вы так говорите, словно у вас есть медицинское образование, – вставила Лизка свое слово.
– Не без этого, приходится изучать медицину, но в рамках необходимости. У меня есть консультанты – медики. И в данный момент тебя с Платоном необходимо отделить друг от друга на расстояние, на котором приборы не действуют. Понимаешь, приборы, оказывается мини роботы, они тоже любят дружить парами и при этом не всегда помогают хозяевам.
– Платону не дадут погибнуть?
– Нет, быстро покидай профилакторий! И уезжай подальше недели на две! Можешь сделать доброе дело для Платона? Беги! Чего стоишь? Спасать парня надо!
Лизка физически не могла бежать, ей было тяжело и мучительно стыдно за свой внешний облик. Она всегда унижала тех, кто толще ее, а теперь сама попала в эту жуткую свиную оболочку. Она пошла к выходу из профилактория, остановила такси, доехала до дома, посмотрела на свои сбережения. Благодаря жизни с Платоном у нее были деньги на поездку, куда подальше. Она нашла прибор Аппетит, взяла молоток и разбила его на мелкие части. Собрала сумку, вещей у нее на такой вес почти не было, поэтому она решила ехать туда, где тепло.
Она вышла на конечной остановке поезда, увидела кучку людей, предлагающих квартиры в аренду от трех дней. Она подошла к молодому человеку, сказала, что готова у него снять комнату на две недели.
Молодой человек с тоской осмотрел фигуру квартирантки, вздохнул и повел ее к старенькой пятерке. Она села на заднее сидение, и увидела маленькую лысину своего арендатора. Они вышли у небольшого дома, проще сказать маленького домика, с многочисленными постройками, покрытыми, где черепицей, а где и просто деревом.
Лизке действительно дали комнату с большой кроватью, простой и крепкой конструкции.
Душ один на всех стоял в пяти метрах от ее жилища. Она взяла легкий халат, полотенце и пошла в душ. В двери она прошла с трудом, несколько заноз впились в ее полные руки. Вода естественного обогрева, теплотой не радовала. Она слегка скулила от радости жизни. Но после прохладных струй жесткой воды, ей стало немного лучше. В летнем халате, надев сланцы и шляпу из ткани, она пошла в сторону пляжа.
На пляже, головы, как по команде повернулись к ней, рты открылись и закрылись, и на этом общественный интерес к ее особе прекратился. Она не стала снимать халат и радовать публику телом, а скромно села под ветвями ивы, которые едва колыхались от ветра.
К ней подбежал малыш и спрятался за ней, как за пригорком, видимо пляжные дети играли в прятки. Вскоре они ее полили из лейки, посыпали песочком, и она с ужасом смотрела на грязный и мокрый халат, почти единственный в ее гардеробе такого размера.
После детей к Лизке Каспийской подошла невысокая, загорелая женщина и предложила заговорить ее от излишнего веса и снять порчу. Женщину перебила загорающая дама в соломенной шляпе, и сказала, что заговорить от жира невозможно, но можно зубы заговорить, чтобы не брать пищу ртом.
Пляжный юмор уже скрипел на зубах Лизки песком, солнце отошло в сторону, и тень от ивы исчезла. Стало нестерпимо плохо, душно, досадно. Она пошла в халате к морю, так и зашла в соленые волны.
У Платона обнаружили в желудке странный нарост, который перекрывал желудок и не пропускал пищу внутрь. Он признался, что так хотел похудеть, что прикладывал прибор к своему телу, а потом стал его привязывать, да так и спал с ним. Да он чувствовал в этом месте небольшую боль, но считал, что прибор посылает в него свои сигналы с ориентировкой на похудение.
Володя, узнав о таком действии прибора, даже не удивился, он предполагал, что нечто непонятное вполне возможно, но не до такой же степени. Опухоль казалась вполне нормального происхождения. Но Платон не хотел с ней расставаться, он боялся вновь растолстеть. Решили нарост уменьшить частично, и залили его раствором, прекращающим рост клеток. У Платона остался маленький шрам, но зато он вновь стал есть.