Тайны тысячелетий

Днем там, в общем-то, все было спокойно, и только с наступлением темноты начиналась кипучая загадочная деятельность, продолжавшаяся почти год. Конечно, и тогда многие в округе догадывались, что „новоиспеченный вельможа“, как крот, под землей „другие хоромы строит“, но где ход в эти таинственные постройки, для чего они делаются — никто не знал. Как только началась эта таинственная ночная жизнь, было отдано строжайшее приказание всем живущим за стенами „феодальной крепости“ — с наступлением темноты запираться в своих помещениях и не сметь отворять ни окна, ни двери до тех пор, пока утром не зазвонит колокол, повешенный над чугунными воротами усадьбы. Только несколько человек „отборных“ опричников целыми ночами стояли в карауле, охраняя тайну своего повелителя.

„Егерская дружина“ Баташева не только рабски повиновалась своему барину, но и действительно проявляла преданность, как бы гордясь безграничной силой и властью своего владыки.

Из архивных книг видно, что на егерей ежедневно отпускалось „из барской экономии“ по нескольку ведер вина, бочонки меда и браги, десятки свиней, баранов и „всякой живности“, а народное предание говорит, что для „ближайших барских услуг“ и „стрелков“ в усадьбе было „море разливанное“. „Барскую службу“ приходилось нести не постоянно, да и то больше ночами, а остальное время все эта шайка только ела, пила, охотилась в окрестных лесах да преследовала своей „любовью“ девушек не только дворовых, но и из ближайших деревень. Никаких жалоб на свою „дружину“ барин не принимал ни от кого — будь жалобщик простой крестьянин или соседний помещик, а, наоборот, всегда готов был встать на защиту своих „молодцев“, которые чувствовали себя под его „властной рукой“ в полной безопасности, какие бы безобразия ни творили.

Только завершив строительство своих „хором“ — как видимых, так и подземных, Баташев привез из Тулы семью — жену с двумя сыновьями. По рассказам людей, знавших ее, эта первая жена тульского купечества была тихая, кроткая женщина, „смиренница“, полная противоположность своему грозному владыке, перед которым она трепетала не менее любого из дворовых. Для нее с детьми была отведена отдельная половина, приставлен целый штат „мамушек да нянюшек“, и после этого барин как бы совсем забыл о существовании жены-купчихи, могущей только „оконфузить“ его перед гостями-вельможами, которые часто целыми неделями безвыездно жили в огромных хоромах новоявленного магната, о сказочных богатствах которого шла молва по всей округе.

В одну из своих частых поездок в Петербург он вступил в масонскую ложу, где состояли членами чуть ли не все аристократы того времени, и благодаря этому завязал знакомство и дружбу с массой влиятельных лиц столицы, которые все чаще стали превозносить ум и щедрость нового вельможи, а некоторые приезжали даже отдохнуть от дел правления государственного в дальнее поместье масона-помещика.

Теперь чугунные ворота не запирались ни днем, ни ночью, и, когда „сам“ был дома, в усадьбе дни и ночи шел нескончаемый праздник, а толпа гостей, начиная со столичных и губернских вельможи и кончая мелкопоместным дворянством, наполняла дом и огромные флигели. Двери были открыты званным и незванным, каждый мог прийти в этот дом, есть, пить и занимать помещение, „по званию ему надлежащее“, сколько кому вздумается. Одним непременным условием для всех было только угождать „самому“, а главное — никогда и ни в чем не сметь ему противоречить. „Купчиха“, как в минуты раздражения презрительно называл жену Баташев, никогда не показывалась гостям, хотя туда часто съезжались окрестные помещики вместе с женами и дочерьми: для них „сама“ была вечно больной, чем и объяснялось ее постоянное отсутствие.

Шумные охоты сменялись катаниями на яликах с музыкой и хорами певцов, шумными обедами, а вечерами шли представления не только пасторалей, но и балетов в огромном каменном театре, где все артисты, включая и „танцорок“, были выбраны из собственных крепостных. Ночами же шли оргии в „павильоне любви“…

В круговерти этой шумной жизни мало кто задавался вопросом — откуда берется та масса червонцев, что рекой текут из рук щедрого вельможи?

Дворовые да заводские рабочие знали лишь, что за барской усадьбой выстроена целая слобода для трехсот рабочих, которых барин привез откуда-то со стороны и, видимо, платил им большие деньги, так как жили они „гостями“. Но вот что было странно: дома ли, в кабаке ли, на гулянье ли можно было видеть только 150 человек, остальная же половина всегда отсутствовала.