Раймон д’Альфаро сам встречал их. Одетый, по свидетельствам очевидцев, в «белый камзол», он освещал факелами коридоры замка и вел за собой пришедших. К воинам присоединилось человек пятнадцать жителей Авиньонета. Пришедшие выбили дверь в покои; семеро монахов с пением «Салве, Регина» [88]пали на колени и рухнули под ударами нападавших. Это была резня. Не спасся ни один инквизитор, ни один из четырех их помощников. После ухода нападавших остались лежать тела одиннадцати человек. Возвращение в Монсегур проходило весело. Они даже пошутили: «Мы только что слушали последнюю проповедь Гийома Арно».
Эта резня произошла 28 мая 1242 года.
Первое время Раймон извлекал пользу из происшедшего. Весь Юг восстал против папы и французского короля. Укрепленные города, которые когда-то были сданы королю Франции по условиям мира, заключенного в Мо, восстали и выступили под знаменем тулузского графа.
Однако, один за другим, союзники герцога уклонились от поддержки графа, и вскоре он оказался перед необходимостью вступить в переговоры.
30 октября 1242 года французский король согласился на заключение мира в Лоррисе, в соответствии с которым восстанавливалась его власть над восставшими территориями; к ним еще добавлялась территория Лораге [89].
Потерпев неудачу в отношениях с французской короной, Раймон VII считал себя, тем не менее, в силе добиться ликвидации инквизиции на территориях, еще принадлежавших ему. 15 апреля 1243 года он созвал собор в Безье. Цель его состояла в том, чтобы заставить еретиков принять местные законы. Таким образом, речь шла о ликвидации доминиканцев. Однако папа Иннокентий IV не одобрил эти действия, и графу ничего не оставалось, как смириться. Большего он ничего не мог сделать для катаров. Собором было принято решение о штурме Монсегура, чтобы наказать виновных в Авиньонетской резне.
В мае 1243 года аркассонский сенешал [90]Хуго д’Арси начал осаду. Предполагалось, что капитуляция произойдет через три — самое большое, через четыре месяца. Но и к зиме замок с гарнизоном, насчитывающим сто пятьдесят мужчин, включая семьи рыцарей, «правоверных» (около двухсот человек), — продолжал стоять. Вода не переводилась. Продовольствие тоже. По ночам мужчины проходили через вражеские рубежи: монсегурские катары хорошо знали свой феод. Гору трудно было окружить полностью, со всех сторон. Даже при наличии шеститысячного войска, которым сенешал Хуго д’Арси располагал, благодаря полученному подкреплению, невозможно было перекрыть все выходы…
С обрывистой скалы, на которой сооружен замок, на несколько сот метров просматриваются ее склоны. К платформе, имеющей размеры от ста до пятисот метров на восемьсот метров можно добраться тремя трудными, но проходимыми путями.
Со своей стороны, поддержать сенешала прибыл архиепископ карбоннский Пьер Амьель, вместе с набранным в его округе войском. Это был враг номер один еретиков и тулузского графа и союзник французского короля. Он был еще в Мо, когда обсуждали первый договор между графом и королем, и с тех пор не раз доказывал свои способности к интриганству. Теперь он призвал весь свой ум и способности для обеспечения триумфа Людовика Святого, а заодно и триумфа Рима. Несколькими годами ранее он таким же образом помог арагонскому королю овладеть Валенсией.
После авиньонетского дела папа вновь организовал крестовый поход против альбигойцев; Пьер Амьель решил довести его до конца. После решения папской канцелярии стереть Монсегур с лица земли никто, в том числе выведенный из борьбы тулузский граф, уже ничем не могли помочь катарам.
С этого момента единственной целью сопротивлявшегося небольшого гарнизона было вступить в переговоры, чтобы уберечь от костра зачинщиков авиньонетской расправы, и спасти в подходящий момент катарские сокровища. В первую очередь спасти сокровища — святые книги и тайны, содержащиеся в них; а также — в надежде на лучшее будущее — драгоценности.
Предательство одного из переводчиков позволило осаждавшим однажды ночью забраться на плато, где находился замок Монсегур. Оттуда камнеметная машина безостановочно стала бомбардировать крепостную стену и донжон. Гарнизон сопротивлялся еще несколько недель; затем, поскольку уже не оставалось никаких шансов, ниоткуда не прибывало никакой подмоги, — однажды ранним утром два катарца, Матеус и Пьер Бонне, покинули замок, унося с собой «золота, серебра, денег в значительном количестве»… Имбер де Слаж, заслушанный впоследствии инквизиторами, скажет: «Pecusiam inginitam» [91]. Чтобы пройти сквозь вражеские рубежи, они выбрали сектор, охраняемый солдатами из Камон-сюр-л’Эр, то есть выходцами из здешних мест. Сначала эти сокровища они закопали в сабартийском лесу. (Заметим по ходу, что на гербе Сабарте изображено солнце, испускающее лучи, в центр его вписана крылатая чаша, символизирующая Грааль.)