Тайны тысячелетий

В Португалии торговлей занимались все — от короля, присвоившего себе монополию на перец, до начинающего матроса, который, дабы поправить дела (жалование-то было смехотворно низким), набивал свой «вольный сундучок», пользуясь правом беспошлинной покупки. Повсюду на карраках громоздились клети, ящики и баулы, они закрывали доступ к орудиям, поэтому трудно было давать отпор пиратам. Перец из промокших и рваных мешков забивал помпы. Корабли отправлялись в обратный путь, имея крен, и с изрядной течью. Один из них как-то раз опрокинулся, не успев даже выйти из порта.

Жизнь на борту была как две капли воды похожа на жизнь в Лиссабоне и Гоа. Знать отгораживалась на корме от смердящей толпы простолюдинов, теснящихся между палубами. Привилегии сохранялись, даже если судно терпело крушение. Некоторые фидальго требовали, чтобы в сухопутных переходах по пустынному побережью невольники несли их в паланкинах. В самом низу общественной лестницы находились дегредадос — уголовники, приговоренные к ссылке. Их использовали как пушечное мясо, посылая с опасными для жизни поручениями, такими, как, к примеру, разведка побережья.

Первым человеком из команды да Гамы, ступившим на индийскую землю, был дегредадо Жоао Нуньес, «новый» христианин, еврей, незадолго до того обращенный в истинную веру и немного владевший арабским языком. Каликутские лодочники отвели его к двум тунисским мусульманам, владевшим кастильским и генуэзским наречиями.

— Чего тебе тут надобно, дьявол тебя подери? — спросили арабы.

— Мы пришли сюда в поисках христиан и пряностей, — отвечал им Нуньес.

Пляжи нынешнего Каликута завалены похожими на гондолы лодками, потому что тут нет порта. Рыбаки вытаскивают свои сети на берег, сортируют и раскладывают по корзинам улов. Пряностями и не пахнет, зато изрядно разит рыбой, сохнущей на горячем песке. Если спросить местных жителей, кто был Васко да Гама, они, скорее всего, ответят: «Наверное, американец», «А Бог его знает. Приплыл и уплыл», «Делец», «Древний индийский царь, правивший в Тривандраме», «Он правил очень давно, но сам не был стариком». Неосведомленность эта под стать неведению самого да Гамы, который оскорбил могущественнейшего из малабарских правителей, преподнеся ему в дар от своего короля шесть корыт для стирки белья, чем нарушил индийские табу. Когда два года спустя в Индию прибыл Кабрал, это привело к трениям с мусульманскими купцами и кончилось бомбардировкой города. В итоге первой столицей Португальской Индии стал не Каликут, а Кочни — соперничавший с ним город-государство.

«Терпкий пряный дух наполнял воздух над рынком Кочни, — вспоминает Мерл Сивери. — Я бродил по нему под глухой стук мешков с перцем, падавших на пол складов, рев кранов, поднимавших пятнадцатитонные контейнеры над причалами, под болтовню сидящих на корточках женщин, перебиравших мускатные орехи и имбирь, под крики биржевых торговцев, ведших переговоры сразу по нескольким телефонам».

Найдя вожделенные пряности, португальцы сразу поняли, что мусульманские купцы крепко взяли торговлю ими в свои руки, и это выгодно индийским правителям. Поэтому драка за пряности очень скоро превратилась в священную войну, кровопролитную и беспощадную. Да Гама лично предал огню большой каликутский корабль, набитый паломниками, возвращавшимися из Мекки.

По мнению индийского историка Чаудхури, португальские галеоны позволили наиболее полно выявить преимущества европейской артиллерии и стрелкового оружия. Имевший одну дополнительную палубу и пушечные порты, галеон представлял собой плавучую крепость и плавучий склад одновременно. Взаимодействуя с береговой цитаделью и факторией или купеческим поселением, галеон мог контролировать воды и побережья за тысячи миль от дома.

Превратившись в захватчиков, первооткрыватели довольно скоро поняли, что лучше не отнимать торговлю у мусульман, а просто обложить ее налогом. Объявив ничейные моря португальской собственностью, они приказали всем судам в Индийском океане заходить в Гоа, Ормуз или Малакку, чтобы получить разрешение на торговлю и уплатить пошлину. Корабли, не имевшие такого разрешения, либо изымались, либо пускались ко дну.

Интересы португальцев тоже претерпели изменения. Если прежде они везли пряности и знаменитые бриллианты Голконды вокруг мыса Доброй Надежды в Лиссабон, то теперь их больше занимала торговля в пределах Азиатского континента. Они продавали враждующим между собой индийским правителям арабских скакунов, торговали хлопком в Бенгальском заливе, тиморским сандаловым деревом — в Китае; обменивали китайские шелка на японское серебро. Воистину Индия пленяет людей и переиначивает их натуру!