«За год у нас бывает до 1,3 миллиона посетителей, — рассказал мне Сабахатин Тюркоглу, директор музея-дворца Топканы. — Конечно, все они хотят посмотреть сокровищницу». Четыре комнаты сверкали от изобилия яшмы, жемчуга, рубинов, изумрудов, бриллиантов, представлявших собой настоящие произведения искусства. И в каждой комнате стоял трон, затмевающий своей красотой все остальное. — «И ко всему прочему, все жаждут увидеть гарем».
Даже беглый взгляд на гарем в то время мог бы стоить любопытному жизни. Самые красивые женщины содержались там в полной изоляции от мира. С них не спускали глаз одетые в белое и черное евнухи — обычно христиане с Кавказа или анимисты из Судана, поскольку Коран запрещал лишать мужского достоинства мусульман. В таком закрытом мирке различного рода истории рождались, как грибы после дождя: например, о наложницах, попавших в немилость к своему хозяину, зашитых в мешки с грузом и брошенных в море около мыса Серальо. Рассказывают, один султан в приступе безумного гнева избавил сам себя от всего гарема. Как-то один пловец нырнул, чтобы освободить якорь, и наткнулся на целый подводный лес мешков, раскачивающихся в струях течения.
Грустные воспоминания навевает местность Монах-на-Дунае. Река здесь протекает, извиваясь, с юга, среди высокотравных лугов Венгерской равнины, прежде чем повернуть на восток, к Черному морю. Сюрреалистические статуи мемориала (деревянная скульптура изображает султана с отрубленными вражескими головами) напоминают о гибели молодого короля или его придворных (от этой трагедии венгерский народ не смог оправиться и за 150 лет) одним августовским днем 1526 года, когда романтическое рыцарство было втоптано в грязь военной машиной того времени.
«Слишком рано рожденный, рано женившийся, слишком рано ставший королем и умерший тоже рано», Луи II выжил при преждевременных родах, чтобы стать венгерским королем, когда ему не было еще 10 лет. В 15 лет он женился на сестре императора Карла и эрцгерцога Австрии Фердинанда. Фривольный двор Луи воспитывал тщеславных, постоянно враждующих между собой, экстравагантных, хищных рыцарей, которые обращались со своими крепостными, как со свиньями, и жестоко расправлялись с ними, когда те восставали. Неудивительно, что крепостные встретили оттоманцев как освободителей. Такова была раздробленная Венгрия, молодой король которой оказался достаточно неблагоразумен, чтобы оскорбить посла Сулеймана Великого.
Султану потребовался какой-нибудь пустяковый предлог для того, чтобы начать войны с Венгрией. В результате набегов граница покрылась пожарами. Янычары были полны энергии и рвались в бой: после Родоса за три года не было ни одного серьезного похода. Религиозные вожди одобряли эту священную войну. Прорицатели предвещали благополучный исход.
23 апреля 1526 года Сулейман вышел из Стамбула. Вместе с балканской кавалерией, а также тяжелой артиллерией, отправленной вверх по Дунаю, его армия составила 80 тысяч человек. Тысячи верблюдов и повозок везли припасы для войска, порох и заряды для 300 пушек. Инженеры возводили мосты через реки, строили осадные машины для взятия крепостей на Дунае по пути следования, саперы подрывали стены.
Впереди развернулись акинши, легкая кавалерия, и разведчики, в основном, лучники. Они, а также одетые в леопардовые шкуры делилы, в шляпах с большими полями, получали свою плату в виде награбленного добра и пленных. Когда на вражеской территории им давали волю, они опустошали все, как саранча, и лишь дым от горящих деревень отмечал их зловещий путь.
Дальше шли сипайи — регулярная кавалерия, набиравшаяся из людей, за которыми поместья не наследовались, а закреплялись султаном на время военной службы. Одетые в кольчуги, они сражались, используя луки, пики, сабли, булавы.
В центре шагали янычары, пехота, вооруженная аркебузами или мушкетами и мечами. Они выделялись голубой или красной одеждой, свирепыми усами, высокими головными уборами.
Сулейман выступал в белом тюрбане и халате, расшитом драгоценностями, и восседал на черном коне, покрытом золотой попоной. Вокруг него ехали пажи и домашняя кавалерия. По традиции султанская кавалькада состояла из семи лошадей. Ибрагим оформлял это все, как шоу.
Самое яркое зрелище — это мехтеры — военный оркестр, состоявший из грохочущих барабанов, звенящих цимбал, медных духовых инструментов и пронзительных шомов, звучащих, как множество сердитых гобоев. «Грохот этой музыки отшибает человеку все мозги», — записал один из уцелевших пленников. Это нововведение оттоманов, марширующих под военный оркестр, наводило ужас: его звуки являлись сигналом для начала атаки, или он сопровождал отряд, входивший в образовавшуюся брешь при падении города.
Зрителей впечатляла и дисциплина во время марша. Никакого беспокойства крестьянам, принадлежащим султану, урожай не тронут, овцы целы.