Эмилия все прислушивалась, погруженная в то сладостное спокойствие, какое всегда навевает тихая музыка, но звуки уже не повторялись. Мысли ее долго не могли оторваться от этого странного явления; конечно очень странно было слышать музыку в глухую полночь, когда все обитатели замка давно отошли на покой, и в таком месте, где, вероятно, многие годы не раздавалось ни одного звука музыки. Долгие страдания сделали Эмилию особенно чувствительной к страху и способной воспринимать суеверные представления. Ей показалось, как будто дух ее отца беседовал с нею при посредстве этой мелодии, чтобы внушить ей мужество и утешение. Однако рассудок говорил ей, что это — дикое предположение, и она старалась отогнать его от себя; но с непоследовательностью, вполне естественной в тех случаях, когда мыслями руководит фантазия, она ударилась в другое предположение, столь же дикое. Она припомнила странное событие, связанное с замком, событие, благодаря которому замок перешел в руки теперешнего владельца, и, приняв во внимание странный способ исчезновения бывшей владелицы замка, она почувствовала священный ужас; так что, хотя, по-видимому, не было никакой связи между этим событием и слышанной ею таинственной музыкой, она склонна была вообразить, что они имеют какое-то отношение друг к другу. При этой мысли холодная дрожь пробежала по ее телу; она боязливо оглянулась назад в свою темную комнату: царившая там мертвая тишина еще усугубляла мрачность спальни.
Наконец она отошла от окна; но, подходя к постели, она едва устояла на ногах и пугливо оглянулась вокруг. Единственная лампа, освещавшая обширную комнату, погасла; на минуту Эмилии стало жутко окружающей темноты; но вслед затем, устыдившись своей слабости, которой она, однако, не в состоянии была победить, она направилась к постели. Забыться сном ей удалось не скоро. В голову лезли мысли о недавних происшествиях; ей страстно хотелось поскорее дожить до завтрашнего дня и услышать ту же музыку.
«Если эти звуки не были сверхъестественными, — размышляла она, — я вероятно опять услышу их».
ТОМ 2
ГЛАВА XXV
Утром Аннета прибежала, запыхавшись, в комнату Эмилии.
— О, барышня, — заговорила она прерывающимся голосом, что я вам скажу! Я узнала, кто такой этот пленник, — в сущности, он и не пленник вовсе, — тот, что заперт у нас в замке; помните, я еще рассказывала вам? Право, подумаешь, какое-то привидение!
— Кто же этот пленник? — спросила Эмилия, и мысли ее невольно перенеслись к происшествиям прошлой ночи.
— Вот и ошибаетесь, сударыня, он вовсе и не пленник.
— Да кто же он наконец?
— Святые угодники! Вот я удивилась-то сегодня! Представьте, сейчас встречаюсь с ним на укреплениях внизу. В жизнь свою не была я так поражена! Уж подлинно, творятся здесь престранные вещи! Сто лет проживу, а все не перестану дивиться. Итак, я столкнулась с ним лицом к лицу, а ведь сама и думать-то о нем забыла!
— Твоя болтовня просто невыносима, — перебила ее Эмилия. — Умоляю тебя, Аннета, не испытывай моего терпения…
— Ну, угадайте, кого же я встретила, угадайте, барышня? — вы его прекрасно знаете.
— Не могу угадать, — с нетерпением отозвалась Эмилия.
— Хорошо, я вам скажу кое-какие приметы его, чтобы вы легче могли узнать: высокий господин, с продолговатым лицом, ходит так важно и носит на шляпе превысокое перо… имеет привычку потуплять глаза в землю, когда с ним разговаривают, а нет-нет и взглянет на тебя исподлобья, так мрачно, насупившись… Вы часто видали его в Венеции, барышня, он близкий знакомый нашего синьора. Не понимаю, чего он боялся в этом уединенном старом замке и для чего он все запирался? Ну, теперь наконец выполз на свет Божий, я сию минуту видела его на укреплениях, а как увидала — вся задрожала; я всегда почему-то трусила его! Но мне не хотелось, чтобы он заметил мой испуг; я подошла к нему и сделала книксен: «Синьор Орсини, — говорю, — с приездом честь имею поздравить».
— О, так это был синьор Орсини, — подхватила Эмилия.
— Ну да, он самый, собственной персоной! Тот, что убил венецианского дворянина и с тех пор перекочевывал с места на место.
— Господи! — воскликнула Эмилия, пораженная этим известием, — неужели же он приехал в Удольфо? Он хорошо делает, что старается скрыться.
— Конечно, барышня, но если б все дело было только в этом, ему нечего было бы даже запираться в таком уединенном месте. Ну, кому вздумается искать его здесь?
— Пожалуй, это и верно, — согласилась Эмилия, которая уже готова была вывести заключение, что Орсини и есть музыкант, игравший накануне вечером, но вспомнила, что он не имеет ни таланта, ни вкуса к музыке. Хотя ей не хотелось еще сильнее возбуждать удивление Аннеты, рассказав ей про случай с нею, но она все-таки спросила ее — нет ли кого-нибудь в замке, кто играл бы на музыкальном инструменте?