После смерти родителей его пригрел Аленин отец — фокусник-иллюзионист. Он взял их в номер и обучил массе интересных приемов, в том числе виртуозно работать руками.
Однажды они с Аленой ехали в трамвае на выступление в клуб им. Зуева.
— Не знаю, как это случилось, я увидел, что женщина положила в карман деньги, и «снял» кошелек.
В кошельке было четыреста рублей и продовольственные карточки на целый месяц. Так они и начали свой промысел. Работали только в трамваях.
— Почему в трамваях? — удивился я.
— Трясет, легче работать.
Красивая, прекрасно одетая пара, кто мог их заподозрить?
Так они промышляли до семидесятого года. Снимались в эпизодах и шли работать в трамваи.
Но однажды на Покровке их подловили центровые карманники и пообещали «поставить на ножи», если застукают на своей территории.
Они начали работать в курортной зоне. Сочи, Рижское взморье, Пярну.
Потом умерла от инсульта Алена, у Олега нашли неизлечимую болезнь.
— Как же ты теперь живешь? — спросил я.
— Щиплю помаленьку, мне уже терять нечего.
Мы попрощались. Навсегда ушел из моей жизни человек из прошлого.
В ноябре шестидесятого года у кинотеатра «Колизей», где нынче театр «Современник», я, после тяжелого разговора, сел в трамвай, и он увез меня в другую жизнь. О чем по сей день ни капли не жалею…
…Однажды я вышел с друзьями из ресторана, который дислоцировался в Детском центре Ролана Быкова. Была осень, ветер тащил по тротуару пожухшие листья. Я шел пешком и вдруг за спиной услышал забытый трамвайный звонок. Я обернулся. Меня догонял ночной трамвай моего детства с белым кругом над вагоном, на котором виднелась буква «А». Весело горели окна, на скамейках сидели люди, но светились софиты и стояла кинокамера.
Мое детство снимали в кино. Трамвай бежал в сторону метро, там развернулся и исчез. Звон его таял в ночном осеннем воздухе, становился все тише и тише. Уходил, как мое нелепое, но счастливое вчера.
«Кто не был — тот будет, кто был — не забудет»
Март 1953 года. На второй день всенародного траура мой дом был заблокирован работниками милиции и подразделениями внутренних войск, перекрывшими все подступы к Колонному залу Дома союзов, где лежал прах великого вождя.
Жители микрорайона могли свободно передвигаться по улице Москвина до Петровки, на Пушкинской — до Столешникова и по Козицкому переулку — до второго входа в Елисеевский магазин.
Все остальные улицы были перекрыты армейскими машинами и плотной цепью солдат и милиционеров.
Я сидел дома и перечитывал «Падение Парижа» Ильи Эренбурга, книгу достаточно модную в те дни борьбы за чистоту социалистического реализма.
Радио слушать было невозможно. Траурная музыка наводила чудовищное уныние. В перерывах признанные поэты читали скорбные стихи, посвященные великой утрате.
Правда, через несколько лет они станут двумя руками открещиваться от собственных сочинений, но все это будет после знаменитого съезда партии, на котором развенчали великого вождя.
К вечеру я решил пойти в Елисеевский для закупки фуража. Мороз был за двадцать градусов, да и ветер мало напоминал мартовский. У дома на Вахрушинке я встретил местного авторитетного вора Костю Лешего. Он, в расстегнутом пальто, волок из магазина полную авоську водки. Был весел, пьян и радушен.
— С праздником тебя, корешок мой дорогой! — Костя широко, как ворота, распахнул объятия. — С праздником и радостью великой.
Он обнял меня.
Прохожие, надевшие на эти дни печальные лица, с ужасом смотрели на нас.
— Пошли, корешок, пошли, отметим.
Костя потащил меня в лабиринт дворов.
Вахрушинка в центре Москвы была одной из самых криминогенных зон. Еще до революции в подвалах и на верхних этажах домов купца Вахрушина селился отпетый московский народ. А при власти большевиков Вахрушинку ставили в один ряд с Марьиной Рощей, Тишинкой и Таганкой.
Паренек с Вахрушинки был авторитетом в блатном мире Москвы.
Сквозным подъездом Костя довел меня до своего корпуса и мы поднялись на второй этаж.
За столом сидел весь цвет вахрушинского блата. Народ мне знакомый.
— Ну, давай, корешок, выпьем за праздник. Надел усатый деревянный бушлат — значит, амнистия скоро. Братан мой и твой кореш Женька вернется, Золотой и Леня Лось придут. Много настоящих урок со шконок соскочит. Давай.
И мы выпили за праздник ожидаемой амнистии.
Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии был принят 27 марта 1953 года. Из тюрем, лагерей и спецпоселений освобождалось 1 181 264 человека. Новая власть отпускала на волю всех «социально близких», то бишь уголовников.
Политические оставались достраивать дороги, возводить города на вечной мерзлоте, добывать уголь, уран и сланец.
Амнистия — дело серьезное. Просто так не выдернешь из строя почти миллион двести урок и бытовиков и не откроешь ворота зоны.
В каждом лагпункте заседала специальная комиссия, она скоренько рассматривала зэковские формуляры и выносила свое решение.