Тайны Васильков, или мое нескучное лето

— Подождем развития событий, — сказал Степан Пантелеевич.

Я была разочарована. Чего еще ждать? Происходят очень странные и совершенно непонятные вещи, таинственные сокровища лежат где-то в секретном месте, а мы должны ждать…

— Но это не относится к нашим поискам, — добавил Степан Пантелеевич, глядя на меня. — Что вы можете сказать о васильках?

— Я думала об этом, — призналась я. — Васильков в доме много. На обоях в гостиной. На картине в кухне. Еще есть старые открытки в комоде.

— Это все? — спросил Степан Пантелеевич.

— Не знаю, — я пожала плечами.

— Так узнайте, — сказал он. — И запишите.

Опять список…

— Хорошо, — сказала я.

— Мы займемся этим прямо сегодня, — сказал Ваня.

— После того, как ты выспишься, — добавила я.

— Вот это правильно, — одобрил Степан Пантелеевич.

— И все? — спросила я.

— Думаю, да, — ответил Степан Пантелеевич.

— То есть мы не будем… по-настоящему искать? Будем только думать, вспоминать и составлять списки?

— Разобрать дом по кирпичику вы всегда успеете, — с непонятной улыбкой произнес Орлиный Глаз. — Давайте сначала попробует использовать более интеллектуальные методы.

А что, может, он и прав… Что там за сокровище, пока неизвестно, а дом мне нравится. Я, кажется, даже люблю его.

— А все-таки, — задала я Степану Пантелеевичу давно мучивший меня вопрос. — Как вы думаете, почему бабушка переехала в деревню?

— Она никогда мне об этом не говорила, но, мне кажется, я знаю почему.

Я подалась вперед.

— Вы совсем не помните своего деда?

— Почему, помню. Мне кажется, он был огромный, теплый и колючий. Колючей была его борода. Он сажал меня к себе на колени и рассказывал интересные истории. Иногда смешные, иногда просто интересные. А иногда даже страшные. Но в конце он говорил что-нибудь такое, что весь страх сразу же улетучивался.

Орлиный Глаз с интересом меня выслушал и продолжил:

— Они с Катей, с Катериной Андреевной, были… ну просто как одно целое. Очень редко можно встретить людей, которые так понимают и чувствуют друг друга. Тут даже слова «любовь» будет мало. Хотя… Пусть будет любовь. Это была настоящая любовь, каким банальным ни кажется это словосочетание.

Он помолчал несколько минут. Я тоже молчала и пыталась вспомнить бабушку и дедушку рядом. Мне почему-то вспомнилось, как я сижу на кухне у бабушки, в их с дедушкой городской квартире. Мы пьем чай. Бабушка встает и ставит на плиту кастрюлю с супом.

— Я не хочу суп, — говорю я. — Я же его в обед ела!

— Это не тебе, — улыбается бабушка. Сейчас дедушка придет голодный.

Через три минуты открывается входная дверь и входит дедушка. С портфелем и букетиком каких-то весенних цветов, кажется, подснежников…

— Я знаю, — сказал Степан Пантелеевич, — что смерть Федора была для Катерины страшным ударом. Я всерьез опасался за ее душевное здоровье. Но она смогла взять себя в руки. И, мне кажется, ей было тяжело оставаться там, где все напоминало ей об их счастье… Поэтому она уехала. Оборвала все связи, кроме родственных. Купила этот дом в Васильках. Васильки ей очень нравились, но она бывала здесь с Федором всего пару раз и никого не знала, кроме бабы Груши и меня. Я тогда уже поселился здесь, в лесу. И, по-моему, она не собиралась возвращаться в город.

— Да, — подтвердила я. — Мама с папой всегда ее звали, а она ни в какую.

— А вам не скучно тут одному? — спросила я Степана Пантелеевича перед уходом. — И не страшно?

— По поводу «страшно» — точно нет. А вот по поводу «скучно»… — Степан Пантелеевич посмотрел на меня с хитрой улыбкой. — Пожалуй, тоже нет. Я долго мечтал о спокойной и тихой жизни в глуши и в уединении.

— И что? — спросила я, так как он замолчал, а мне казалось, что должно быть продолжение.

— Моя мечта сбылась.

— И вы разочаровались?

— Почему ты так решила? — Степан Пантелеевич поднял брови.

— Я слышала, что сбыча мечт обычно разочаровывает.

— Глупости. Это только если мечты не настоящие. Кстати, мое уединение редко бывает очень уж долгим. Обычно его кто-нибудь нарушает. Что-нибудь где-нибудь случается.

— И вы, как Чип и Дейл спешите на помощь…

— Как кто?

— Да, неважно, — махнула я рукой.

— Вам нужно подумать вот о чем, — сказал Степан Пантелеевич, остановившись возле калитки.

Я смотрела на доберманов, развалившихся возле крыльца и даже не поведших ухом при нашем появлении. А мне так хотелось, чтобы они подбежали к нам, виляя своими короткими хвостиками и заглядывая в глаза, как это делают все нормальные собаки… Тут до меня дошло, что Орлиный Глаз смотрит на меня очень серьезно и, видимо, собирается сказать что-то важное.

— Вы приезжали в Васильки сразу после смерти бабушки? — спросил он.

— Да, — кивнула я. — То есть не совсем сразу, а уже потом… после похорон. Мы приезжали все вместе.

На мгновение я очень явственно вспомнила те чувства, которые владели мной в то трудное время: растерянность, недоумение, даже обида… Глубокая печаль пришла позже, когда я осознала, что действительно больше никогда не увижу бабушку.

— Попытайтесь вспомнить, все ли было так, как обычно?

— Я не понимаю…