– Кто может больше знать о теле, чем люди, готовившие его к похоронам?
– Ревелсток Темплтон-Вейн! – закричала я. – Разрази меня гром, если я еще хоть раз усомнюсь в твоем прекрасном уме! Это просто гениальная идея.
Вид у него был гордый.
– Да? Мне тоже так кажется. Дай мне понаслаждаться этим моментом. Очень приятно осознавать, что ты прав.
– Ты невыносим, – сказала я, улыбнувшись.
– Только невероятное способно оценить невыносимое, – заявил он.
За четверть часа он сумел привести себя в порядок и нанять кэб. Мы оба подумали, что если ворвемся ни с того ни с сего в уважаемое похоронное агентство и начнем задавать нескромные вопросы, то нас просто вышвырнут на улицу и мы никак не сможем продвинуться в расследовании. Мы также поняли, что, если владельцы решат доложить об инциденте сэру Хьюго, это будет выглядеть очень странно.
– Пойдем под прикрытием, – предложила я.
Стокер слегка улыбнулся.
– Под каким еще прикрытием? Предупреждаю, на труп ты не тянешь: слишком разговорчива.
– Очень смешно. Мы сделаем вид, что недавно потеряли кого-то из близких и нуждаемся в услугах месье Паджетта и Петтифера.
Стокер поспорил со мной ради приличия, но за месяцы нашего знакомства я заметила, что он не меньше моего любит неожиданные повороты событий. Он дал извозчику адрес «Бантера и Видмана», магазина-склада, который упоминала Черри, где можно было взять напрокат любые траурные наряды; это было очень удобно для тех, кто не мог себе позволить сразу купить все это облачение. Со времен смерти принца Альберта безудержная скорбь была в порядке вещей, двери и окна домов, которые посещало горе, неизменно завешивались черным крепом. Даже бедняки могли себе позволить траурную повязку на рукаве, а люди со средствами только и думали о том, как перещеголять друг друга в атрибутах скорби: для похоронной процессии они нанимали черных как смоль лошадей, платили специальным людям, которые должны были идти за гробом, и плакальщицам, чтобы они становились подтверждением их ужасного горя. Можно было заработать приличные деньги, изображая скорбь, пуская слезы или помогая нести гроб на своих крепких плечах. После смерти принца-консорта траурная индустрия расцвела пышным цветом: цветы и украшения, ткани и перья, по всему городу появились магазины, дающие все это в аренду тем, у кого не было средств или желания покупать эти атрибуты. Нам было совсем не сложно одеться подобающе: черный костюм и высокая шляпа для Стокера, а для меня платье и накидка из черного как смоль бомбазина. Накидка спадала до пола, приглушая мои шаги, а плотная вуаль на шляпке скрывала лицо.
– Ты похожа на призрак невесты, – сказал Стокер, осматривая меня с головы до метущего пол подола.
– Если уж я буду когда-нибудь невестой, то только такой, – парировала я. Он надел на глаз повязку, и вид у нашей парочки стал совсем устрашающим.
Мое облачение в погребальный наряд заняло гораздо больше времени, и Стокер, чтобы не заскучать, в ожидании меня читал «Таймс». Теперь он указал на утренние некрологи.
– У наших друзей из похоронного бюро сегодня похороны во второй половине дня. Их не будет на месте еще несколько часов, – сказал он мне.
Я улыбнулась.
– Прекрасная возможность порыскать по их конторе.
Мы направились к месье Паджетту и Петтиферу. Они располагались в высоком здании на солидной улице, их заведение производило впечатление, что здесь все будет сделано как полагается. Дверь тихо отворил благообразный швейцар; он печально взглянул на нас и отступил назад, пропуская внутрь. Я сразу ощутила запах: смешанный аромат лилий, смерти и чего-то еще.
– Тут не обошлось без камфоры, – пробормотал Стокер.
Я прыснула. Он был прав. Траурную одежду часто убирали, прокладывая мешочками с камфорой, и снова доставали, когда того требовали обстоятельства; и тогда не избежать было шлейфа предательского аромата. По углам передней стояли огромные вазы с лилиями, все двери закрыты, над каждой – скромная табличка, указывающая на предназначение помещения. В одной были выставлены гробы, в другой демонстрировались ткани для траурных нарядов. Остальные мне были не видны с порога, но легко можно было предположить, что и они использовались приблизительно с теми же целями.
Швейцар низко поклонился с заученным выражением скорби на лице.
– Чем я могу вам помочь?
– Я сэр Хьюго Монтгомери, – не моргнув солгал Стокер. – А это леди Монтгомери.
Я закашлялась от неожиданности, но попыталась превратить это в подходящее всхлипывание.
– Как видите, моя жена совершенно убита горем, но сказала, что ей непременно нужно пойти со мной, – сказал Стокер с подобающей важностью в голосе. – Мы хотели бы побеседовать с мистером Паджеттом или мистером Петтифером о необходимых приготовлениях в связи с нашей недавней утратой. Это произошло совершенно неожиданно, – добавил он, горестно скривив рот.
Щвейцар с сожалением покачал головой.
– Простите, сэр Хьюго, миледи, но боюсь, что господа Паджетт и Петтифер в настоящее время проводят похороны в Хайгейте. Если вас не затруднит прийти позже…
– Мы подождем, – отрезал Стокер.
Швейцар засомневался.