Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5

– Всего десять миль? Как забавно. Я думала, мы поедем гораздо дальше.

– Лошади могут осилить четырнадцать, но неразумно гнать их так далеко каждый раз.

Он подобрал поводья, и по какому-то невидимому сигналу все фургоны начали двигаться вперед. Профессор и Отто ехали в странном экипаже: потрепанном ландо в форме створки ракушки, обшитом старым бархатом. Это было очень эффектно, и профессор самодовольно помахал нам, когда они миновали наш фургон, направляясь в голову процессии по дороге к Баттерлею.

Я повернулась к мистеру Стокеру, но его взгляд был прикован к дороге, и он ничего мне не сказал. Я подумала, что накануне ночью, наверное, ущемила его гордость. Будь то лунный свет или эйфория оттого, что он справился с номером и сумел меня не покалечить, но в любом случае та искра интереса ко мне, которую я в нем заметила, была минутным помутнением сознания, и более рациональный мужчина, несомненно, просто пожал бы мне руку и поблагодарил за проявленную твердость. Мистер Стокер вместо этого считал себя в высшей степени оскорбленным, и если бы нам не пришлось сидеть рядом в пути, то я бы оставила его спокойно обижаться. Но я не была готова всю дорогу выносить его ледяное молчание, а потому завязала разговор, надеясь, что он не будет сильно этому сопротивляться или, по крайней мере, быстро сдастся.

– Профессор путешествует со вкусом, – заметила я.

– Он считает это хорошей бесплатной рекламой, – ответил мистер Стокер, слегка оттаивая. – Все крестьяне от мала до велика, мимо кого по дороге проедет такая процессия, будут смотреть на нас во все глаза, а потом непременно растрезвонят по деревне. Поэтому не забывай кивать и улыбаться. Чем больше денег мы для него заработаем, тем более гостеприимным он с нами будет.

Он покосился на меня.

– Ты хорошо справилась вчера. Я был почти уверен, что ты лишишься чувств.

– Не пойму, с чего бы это, – парировала я. – Я не склонна к нервическим припадкам и не знаю, почему вы могли подумать обратное. Я крепка как лев, мистер Стокер. Крепка как лев.

Он издал странный звук наподобие ржавой гармоники, а потом по теплу и свету, вдруг разлившимся по его лицу, я поняла, что он смеется. Я сильно ткнула его в ребра.

– Я не люблю, когда надо мной смеются.

– Ой, дорогая Вероника, уверяю тебя, я смеюсь не над тобой, а над собой за то, что на секунду посмел в тебе усомниться, – оправдывался он.

Меня это не вполне убедило, но раз уж он расслабился настолько, чтобы смеяться, я не стала копаться в причинах. Вместо этого я огляделась по сторонам, глубоко вдыхая нежный июньский воздух. Все вокруг было свежим и зеленым, деревья распускали клейкие листочки, а на живых изгородях под лучами теплого солнышка вылезали почки. Вся природа была будто только что умыта, а в воздухе чувствовался острый запах сырой земли, только что вспаханной, но еще не засеянной. Осознание какой-то хрупкости всего окружающего вдруг пронзило мне сердце, и когда в деревьях начала нежно щебетать птичка, я ощутила, что меня переполняют эмоции. У меня не было слов, чтобы описать эти чувства; ведь я не поэт, как и мистер Стокер. Но, кажется, он что-то такое уловил, потому что отпустил поводья, глубоко вдохнул этот чарующий воздух и заговорил:

– Я наблюдал с пригорка острым взором,

Насколько был спокоен мир, в котором

Цветы, взойдя в своем природном лоне,

Еще стояли в вежливом поклоне

В прогалине лесной зеленогривой,

Пленяя красотой негорделивой[10],

– процитировал он стихотворение. Затем взглянул на меня немного застенчиво. – Это Китс[11].

– Знаю, – ответила я. – Но меня удивляет ваш выбор. Мне казалось, вы должны предпочитать осень.

– Да, в чем-то ты права, я действительно люблю «пору плодоношенья и дождей», но я могу найти вдохновение в любом времени года. Хоть я и мечтаю отдохнуть от этого мира, но какая-то часть меня так сильно привязана к этому острову, что я никак не могу от него оторваться. Всем красотам, что мне довелось повидать, горам, морям и бескрайнему горизонту, простершемуся куда только хватает глаз, я предпочту весеннее утро в Англии.

Я потеряла дар речи от чувств, поднявшихся во мне после его слов, – ужасная жажда чего-то сложно определимого, чего прежде я никогда не знала и чего, как я боялась себе признаться, могла и вовсе никогда не найти. Но сейчас меня до глубины души пронзила любовь к моей стране, я ощутила такую нежную к ней привязанность, что с трудом могла дышать, и отвернулась.

– Вероника, ты всхлипываешь? – спросил он с подозрением в голосе.

– Не смешите меня, – резко ответила я. – Я не всхлипываю. Это было бы признаком невероятной чувствительности, а мне чувствительность несвойственна.

Я наклонила голову, чтобы изучить компас.

– Западо-юго-запад.

Его губы тронуло подобие улыбки.

– Мы движемся в правильном направлении, Вероника. Нам достаточно просто идти за хвостом лошади, которая тащится перед нами.

– Я люблю знать, куда направляюсь, – ответила я. – А теперь давайте обсудим вопрос денег. Какая сумма обеспечит нам расположение профессора?