Тайны военной агентуры

Позади в вечерних сумерках наконец скрылись из глаз берега Португалии — я без особой грусти покидала Европу на большом белом пароходе с черными, освещенными мощными прожекторами буквами на борту: «DIPLOMAT — DROTTNINGHOLM — DIPLOMAT».

Я возвращалась домой после года, проведенного в нацистской тюрьме. А где-то в Соединенных Штатах открылась дверь камеры, чтобы выпустить на свободу заключенную-немку, на которую меня обменивали.

В Лиссабоне американский консул Уайли сказал мне, что ее звали Йоханна Хофман и она была парикмахером с немецкого лайнера «Бремен», осужденной в 1938 году как член опасной немецкой шпионской сети, действовавшей в Соединенных Штатах. Стоило ли освобождать меня такой ценой?

Ответ на этот вопрос дал мне один сотрудник американского консульства в Лиссабоне. «Дорогая миссис Шибер,— сказал он,— в государственном департаменте очень хорошо знают, чем вы занимались в Париже. Представьте, если бы у британцев в прошлой войне появилась возможность обменять Эдит Кавелл[3]. А вы — наша Эдит Кавелл этой войны».

Разумеется, я не могла оставить подобную оценку себя без ответа и возразила: «Нет, не я, но, вероятно, моя милая подруга Китти. Все наши успехи являются ее заслугой. Я же только следовала за ней. И расплачиваться за все тоже приходится ей — она все еще в лапах гестапо, если жива, или уже мертва, если вынесенный ей приговор приведен в исполнение. Да, Китти Борепо вполне можно назвать Эдит Кавелл нынешней войны».

Впервые я встретилась с Китти в 1925 году во время одной из своих ежегодных поездок в Париж. Дочь лондонского банкира, она вышла замуж за виноторговца Анри Борепо, с которым потом развелась, сохранив, впрочем, дружеские отношения. Китти была вполне независима в финансовом отношении, но, чтобы быть при деле, держала небольшой магазин одежды на рю Родье. Там и состоялось наше знакомство, превратившееся в крепкую дружбу.

В 1933 году, когда в Париже неожиданно умер мой брат Ирвинг, Китти поддержала меня в эту тяжелую минуту и даже помогла с похоронами. Три года спустя, после смерти моего мужа, она прислала телеграмму, приглашая пожить у нее в Париже. В тот момент рядом со мной никого не было, мне было совсем плохо, и я с благодарностью ответила: «Еду».

Мы зажили вместе в ее просторных уютно обставленных апартаментах, деля радости и удовольствия, к которым располагали наши скромные средства. Конец нашему сосуществованию в этой «башне из слоновой кости» пришел за день до вступления в Париж немецких войск — 13 июня 1940 года. Уверенные, что французы будут, как заявил премьер Поль Рейно, драться за каждый дом, мы не обращали внимания на тревожные слухи и растущую панику. Но в тот день мы стали звонить друзьям и никого не застали и тоща поняли, что все уехали.

— Я позвоню в американское посольство,— сказала я, все еще не веря в происходящее.— Они скажут, что происходит и собираются ли немцы осаждать Париж.

Удивленный голос на другом конце провода ответил мне:

— Вы еще в городе?! Разве вы не знаете, что правительство отбыло в Тур? Немцы будут в Париже через несколько часов!

Придя в бешенство, мы наспех упаковали кое-какие вещи и выскочили из дома. Но дорога Рут Насьональ №20, которая связывала Париж с югом страны, на 200 миль вперед была запружена потоком автомобилей, велосипедистов и тысяч, тысяч пеших людей, спасавшихся от надвигающегося врага. Уже смеркалось, когда в небе послышался слабый гул, который быстро перерос в мощный рокот над нашими головами. Китти резко затормозила. На фоне темного неба мы увидели черный самолет с огоньками, вылетающими из стволов его пулеметов, в то время как он, сея смерть, проносился над двигающейся по дороге густой массой людей. В считанные секунды шоссе опустело. Водители, поспешно съезжая на обочину, гнали свои машины под защиту деревьев и в канавы. Некоторые автомобили переворачивались, и их пассажиры выбирались наружу и разбегались. На дороге осталось стоять лишь несколько машин с неподвижными людьми внутри, которые не пытались бежать — они были мертвы.

Тут в опустившейся темноте раздался шум множества моторов, и мы оказались настигнутыми частями наступающей немецкой армии. Сначала появились мотоциклисты, которые быстро ехали сквозь темноту в полной уверенности, что дорога расчищена самолетами, за ними — бронемашины, потом танки. Казалось, что они были везде и уже завоевали всю землю. В тылу уходящей вперед армии разворачивались мотоциклисты, останавливаясь среди испуганных гражданских через каждые 200 ярдов. Один из них, ближайший к нам, подошел и сказал на безупречном французском:

— Вам следует вернуться в Париж.

— Но,— стала объяснять Китти,— мы хотели добраться до Ниццы.

Немец говорил вежливо, но на его губах гуляла усмешка:

— Туда, мадам, направляемся мы. А вы поедете обратно в Париж.

Несколько часов спустя, измученные, буквально готовые упасть, мы остановились у придорожной гостиницы. Но ее хозяин предложил нам ехать дальше.

— Мне нечего вам предложить. За последние два дня тут побывало не меньше миллиона людей.