Тайны войны

Гитлер кипел от нетерпения и ярости. Он становился опасным даже для своего окружения. Ученый метеоролог входил в его кабинет на цыпочках, чувствуя себя виновным за поведение неба.

Наконец, 9 января, он появился с сияющим лицом: погода улучшалась.

Зима наступила сразу, морозная и суровая. Но холод не был врагом Гитлера. Наоборот: он разогнал туманы, сковал реки и укрепил мягкую землю. Сверх того, он запрятал французскую армию в ее хорошо натопленные зимние квартиры.

11 января ОКВ выпустило следующий приказ за подписью маршала Кайтеля:

«Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами, после совещания с главнокомандующими авиации и армии и с начальником Главного Штаба, отдал 10 января следующий приказ:

«День — А и час — Z.

«День А — среда 17 января 1940 г.

«Час Z — 15 минут после восхода солнца в Аахене, т. е. 8.16 утра.

«Пароль — «Рейн» или «Эльба» — будет дан, в зависимости от атмосферных условий, не позднее дня А. 1, в 23 часа».

Пароль «Рейн» означал наступление. Пароль «Эльба» означал отсрочку.

Итак Гитлер решил начать общее наступление на западном фронте 17 января 1940 г., в середине зимы. Мороз ликвидировал невыгоды дождя и грязи, но оставалась еще невыгода коротких дней. Самолеты «Штука» и танки, очевидно, не могли дать в эти дни того, на что они были способны в ясные утра и долгие вечера мая месяца. Но, с другой стороны, кто мог предсказать последствия нападения на армию, расположенную на зимних квартирах и бегства гражданского населения по обледеневшим дорогам?

Простой случай избавил Францию от этого испытания.

12 января германский разведывательный самолет произвел в Бельгии вынужденную посадку. На нем летел офицер, имевший при себе секретные документы и карты, на которых были нанесены будущие движения 6-ой армии и операции 7-й дивизии — воздушного десанта над Гентом. Слишком уверенный в своих моторах, Главный Штаб совершил безумную неосторожность, доверив случайностям полета над нейтральной страной документы, раскрывавшие все его замыслы.

Гнев Гитлера был неописуем. «Это была, — говорит Кайтель, — самая страшная гроза, какую я когда либо видел». С пеной у рта фюрер колотил кулаками по стенам, изрыгал ужасные проклятия бездарному и предательскому Главному Штабу. Надвинулась тень смертной казни.

Потом он собрал генералов и анализировал ситуацию.

«Мы не знали, — говорит Геринг, — имели ли летчики время уничтожить документы и карты. То есть мы не знали, известны ли бельгийцам, а следовательно и французам планы нашего наступления. Благоразумие требовало предполагать наихудшую версию и допустить, что планы стали известны. В этом случае два решения были возможны: наступать немедленно, раньше, чем неприятель успеет принять контрмеры, или отложить наступление с тем, чтобы переделать ту часть плана, которая могла попасть в руки неприятеля».

Поставленный в необходимость выбирать между риском и благоразумием, Гитлер колебался.

Он призвал снова своего ученого метеоролога и спросил его, может ли он ему гарантировать неделю хорошей погоды.

Этот бедняга, подавленный ответственностью, которая на него возлагалась, глотал слюну. «Мой фюрер, — сказал он, наконец, заикаясь, — в это время года я не могу Вам гарантировать абсолютную уверенность».

Этот ответ разрешил проблему.

«Господа, — сказал Гитлер, — мы подождем весны».

* * *

Добавим следующее:

Летчики, упавшие в Бельгии, не уничтожили документов. Они были захвачены бельгийцами, которые их отослали во французский штаб.

Штаб заподозрил ловушку.

Планы германского нападения, свалившиеся с неба, показались подозрительными. Дерзость замыслов, которую проявляли планы, была так необычна, что с трудом могла быть принята в серьез. Наконец, наступление в разгар зимы, когда камни трескались от мороза, было просто невероятно.

Цель немцев была ясна. Они пытались сбить французов с толку и спровоцировать: завлечь их в Бельгию, чтобы заставить первыми нарушить нейтралитет ее.

Мы, французы, сотни раз недооценивали маккиавелизм Гитлера. Но в этот раз мы приписали его фюреру напрасно.

Меры предосторожности были приняты, но без всякой уверенности в их необходимость. И когда день 17 января прошел так же тускло и незаметно, как и предыдущие 135 дней войны, скептики имели полное основание сказать:

Вот видите, это был только трюк!

VIII. Операция в Норвегии была «Войной Гитлера»

20 февраля 1940 г. Гитлер вызвал из Кобленца в Берлин генерала фон-Фалькенгорста, командира 21-го армейского корпуса.

«Я не имел никакого понятия, — рассказал Фалькенгорст в Нюрнберге — о причинах моего вызова. Я явился в Канцелярию 21 февраля и в 11 часов я был принят Гитлером. Тут же были Кайтель и Иодль.

В 1918 году я принимал участие в высадке в Финляндии. Гитлер напомнил мне это и сказал: «садитесь и расскажите, как это там было».

Через несколько минут фюрер прервал меня и подвел к столу, на котором были разложены карты. «Я имею в виду, — сказал он мне, — нечто подобное: оккупацию Норвегии, так как я имею сведения, что англичане намереваются высадиться там и я хочу их предупредить».