Тайны Второй мировой

На Украине расстрелы поляков осуществлялись под руководством шефа местного НКВД Ивана Александровича Серова. Позднее, в 50-е годы, он однажды в сердцах уничижительно отозвался в беседе с сыном Н.С. Хрущева Сергеем и хрущевским зятем А.И. Аджубеем о работе смоленских чекистов, не сумевших скрыть следы преступления в Катыни: «С такой малостью справиться не смогли. У меня на Украине их куда больше было. А комар носа не подточил, никто и следа не нашел…»^{46} Удачно проведенная казнь была предметом профессиональной гордости Ивана Александровича. Как знать, не делился ли он своими откровениями с Жуковым, с которым познакомился в 40-м в Киеве, а подружился в 1944–1945 годах на 1-м Белорусском фронте и в оккупированной Германии? Вполне возможно, что Георгий Константинович знал правду о трагической судьбе польских офицеров. А если это предположение верно, интересно, как маршал относился к этому преступлению? Думаю, сначала убеждал себя, что так было надо, что польские офицеры — враги, которых в условиях надвигающейся войны нельзя было оставлять в живых. Позднее, когда при Хрущеве были осуждены сталинские преступления, Георгий Константинович, наверное, отнес и Катынь к их числу, обвиняя во всем Сталина и Берию. И оправдывал нежелание Хрущева сказать правду о судьбе польских пленных интересами советской внешней политики и мирового коммунистического движения. А может, Жуков до последних дней верил в официальную советскую ложь, будто Катынь — это дело рук немцев?

Быстрый крах Франции заставил Сталина отказаться от нападения на Германию летом 40-го. Генерал-полковник Л.М. Сандалов вспоминал, как советские военачальники тогда сокрушались: «Кто бы мог подумать, что немцам потребуется лишь немногим больше двух недель, чтобы разгромить основные силы французской армии?»^{47} Не ожидал капитуляции Франции и сам Сталин. Хрущев свидетельствует: Сталин, узнав, что французы сложили оружие, матерно выругался и сказал, мол, теперь Гитлер развязал себе руки на Западе^{48}. Очевидно, Иосиф Виссарионович буквально до последнего дня надеялся, что французская армия продержится еще хотя бы месяц, что позволит завершить подготовку к советскому нападению и заставит Германию сражаться на два фронта. Не вышло. Теперь против Красной армии могли сразу же оказаться основные силы вермахта, имевшие опыт блестящих побед в Польше и Франции и высокий моральный дух, в отличие от красноармейцев, познавших горечь поражения в финских снегах.

Но нет худа без добра. После крушения Франции и изгнания с континента британских войск, перед Красной армией в случае успеха открывались чрезвычайно заманчивые перспективы. Можно было надеяться дойти аж до Ла-Манша, а то, чем черт не шутит, перейти Пиренеи, советизировать Испанию и Португалию. А уж Балканский полуостров, как перезревший плод, вместе с Константинополем-Стамбулом сам бы упал Сталину в руки. Наверное, примерно так мечтал в ту пору Иосиф Виссарионович. Однако столь серьезный бросок к мировому господству требовал и более основательной подготовки. В СССР с июня 1940 года начали в большом количестве формироваться механизированные, а с начала 1941 года — воздушно-десантные корпуса, призванные обеспечить быстрое развитие успеха после сокрушения основных сил противника^{49}. Наращивалась и боевая мощь советской авиации, которая должна была достичь подавляющего превосходства над люфтваффе. Вторжение в Западную Европу откладывалось на 41-й год.

Жуков по прибытии в Киев выехал в войска. В районе Тернополя, Львова, Владимира-Волынского и Дубно он провел командно-штабное учение (уж не в рамках ли подготовки нападения на Германию?). Жуков не знал, что в первые дни Великой Отечественной именно здесь, на советской территории, развернется крупное танковое сражение с неблагоприятным для Красной армии исходом. Тогда, в июне 40-го, Георгий Константинович не сомневался, что сражаться его танкистам придется сразу же на оккупированной немцами польской территории, атакуя Краков и Люблин.

Неожиданно оказалось, что наступать придется совсем в другом направлении. Вот что написал Жуков в связи с этим в «Воспоминаниях и размышлениях»: «Вскоре после возвращения в Киев мне позвонил нарком обороны С.К. Тимошенко и передал решение правительства о создании Южного фронта в составе трех армий для освобождения Северной Буковины и Бессарабии из-под оккупации Румынии. Командующим фронтом назначался я по совместительству…

После долгих переговоров румынское правительство все же согласилось вывести свои войска из Северной Буковины и Бессарабии, и, таким образом, дело обошлось мирным путем»^{50}.