Тайны выцветших строк

Двенадцать лет подряд занимался Маттеи описанием рукописей двух московских синодальных библиотек и в течение этого времени издавал свои труды, неизменно посвящая их какому-нибудь влиятельному лицу: князю Потемкину, самой императрице, а позже — ее сыновьям и внукам.

Так, Александру I он сделал пять «всеподданнейших подношений», за которые каждый раз получал от царя бриллиантовый перстень. Кроме того, ему была выдана еще тысяча талеров из «кабинета его величества».

В списке древних рукописей, ставших известными научному миру благодаря Маттеи, был упомянут — это не ускользнуло от внимания Белокурова — и не находившийся в патриаршей библиотеке Гомеров «Гимн Деметре».

Все, что узнал Белокуров о Маттеи из официальных источников, сводилось к тому, что «он был одним из тех знаменитых иностранцев, которые вполне оправдали свое призвание и сделались достойными уважения и благодарности при жизни и после смерти».

Такой бескорыстный служитель науки, конечно, не мог похитить драгоценную рукопись и продать ее за границу. Но Белокуров привык верить только фактам и поэтому решил собрать исчерпывающие сведения о вероятном похитителе рукописи, установив прежде всего, кто такой коллежский асессор Карташов.

Белокуров выяснил, что чиновник с такой фамилией никогда не служил в Главном архиве министерства иностранных дел. Белокуров просмотрел сведения, представленные московскими домовладельцами вплоть до 1793 года, и нашел одного майора, одного купца и одного дворового человека, носивших фамилию Карташов. Коллежский же асессор с такой фамилией нигде не числился.

Маттеи писал Рункену, что господин Карташов (имени и отчества его он почему-то не указал) был родственником профессора красноречия в Московском университете и зятем протопресвитера Успенского собора. Белокуров проверил и эти сведения. Выяснилось, что в то время обучал студентов ораторскому искусству профессор А. А. Барсов; никакой родственной связи его с «господином Карташовым» установить не удалось. Оставался открытым также вопрос, могла ли эта таинственная личность быть зятем протопресвитера Успенского собора. Белокуров смог только узнать, что должность протопресвитера занимал то время брат московского митрополита Александр Левшин.

Зная существующие в архиве порядки, Белокуров пришел к выводу что протопресвитер не мог завладеть рукописью уже потому, что даже библейские тексты хранились в то время в запечатанных сургучной печатью шкафах.

Все это заставляло предположить, что названный ученым-эллинистом владелец рукописи был лицом явно вымышленным. Но такое предположение еще не могло служить основанием для того чтобы заподозрить самого Маттеи.

Неожиданно на помощь Белокурову пришли авторитетные свидетели, хотя и давно вычеркнутые из списков живых.

НЕОПРОВЕРЖИМЫЕ УЛИКИ

Неизвестно какими путями попавший в Россию уроженец острова Кефалонии Афанасий Скиада был зачислен сначала «аудитором» (делопроизводителем) в один из конных полков. Но Петр I вскоре определил его профессором греческого языка в Московское типографское училище.

Скромный кефалониец на этом, по всей вероятности, и закончил бы свою карьеру, если бы приехавший в 1722 году в Москву голштинский герцог Христиан Фридрих Август не захотел осмотреть библиотеку московского патриарха.

Скиаде было предложено срочно составить для высокого лица список хранящихся в этой библиотеке древнегреческих рукописей.

Недавний письмоводитель кавалерийского полка сначала растерялся — ведь многие рукописи не имели даты! Он подготовил для герцога краткий список только тех рукописей, «в коих означено время письма».

Во второй каталог Скиада включил триста четыре рукописи, «неизвестно когда писанные», которым сам он, по приметам, «означил век». И, наконец, ему пришлось составить еще один каталог, в который вошли рукописи, числившиеся в патриаршей типографской библиотеке. Все эти каталоги он соединил вместе и, отпечатав в типографии, посвятил «своему благодетелю» Петру I.

Один экземпляр этого каталога, очень скоро ставшего библиографической редкостью, имелся и в библиотеке Главного архива министерства иностранных дел.

Белокуров достал его с книжной полки и стал перелистывать. Он сразу же заметил, что несколько строчек предисловия, написанного составителем, были обведены красным карандашом, а на поле виднелась какая-то пометка.

«Сия предражайшая библиотека великороссийская, — рассуждал Скиада, — всегда бысть заключена, и положенные в ней книги иностранным не сведомы быша, каталог о них ни един бысть сочинен…» Далее следовали строчки, обведенные красным карандашом, в которых говорилось о несовершенстве составленного Скиадой каталога, умалчивающего о том, что «в середине книги или при конце множицею прописана иная дела, яже в начале книги не суть означена»…

Иными словами, в середине и в конце некоторых рукописей встречался текст, не отраженный в каталоге.

Против этих строк тем же красным карандашом, довольно четким, но не современным почерком, показавшимся Белокурову знакомым, было написано:

«Вот чем Матей воспользовался для хищения».