Тайны запретного императора

Теперь по поводу сообщников принца – шута, цирюльника и ученика, и почти детского желания Антона-Ульриха «немного побунтовать». Ну, во-первых, через прислугу и мелких служителей при дворе проще простого передавать заговорщицкую переписку; известно, что их часто привлекали к заговорам. Во-вторых, круг сторонников принца этим не ограничивался. Обратимся вновь к запискам Бирона. После разговора с принцем, пишет бывший регент, он получил материалы допроса арестованного накануне адъютанта Антона-Ульриха, который признался, что план заговора был таков: «Принц в минуту смены караулов долженствовал стать во главе бунтовщиков, захватить всех, кто стал бы сопротивляться, и провозгласить себя вторым лицом в государстве после императора. К исполнению этого плана принц намеревался приступить в самый вечер дня, назначенного для похорон императрицы, хотя вольфенбюттельский советник Кейзерлинг – главный советник принца, и советовал обождать, представляя, что принцу прежде всего необходимо добиться звания генералиссимуса, с чем уже все остальное совершится без затруднения и согласно желаниям Его высочества» [187] . И из этого отрывка также следует, что дело затевалось нешуточное, и, по словам Бирона, его советники – Бестужев и Черкасский – «рассудили, что настояла непременная надобность пригласить в собрание всех особ первых двух классов». Такое собрание было созвано в тот же вечер. Ясно, что сподвижники регента и, вероятно, он сам сильно встревожились. На этом собрании Антону-Ульриху и была устроена описанная выше публичная выволочка, когда, в присутствии всего генералитета, Бирон (согласно Краткому экстракту) принцу «с великою злобою выговаривал, яко бы Его (высочество) масакр, то есть рубку людей или замешание зачинить хочет, показывая некоторыя угрозы, что он себя устрашить не дает…» [188] . Был момент, когда Бирон угрожал принцу дуэлью. Миних-сын объясняет это недоразумением: в разговоре принц «без намерения положил левую руку на эфес своей шпаги, то герцог, приняв сие за угрозу и ударяя по своей, говорил, что он и сим путем, если принц желает, с ним разделается» [189] .

Ни в этом описании, ни в приведенных выше отрывках из записок Бирона о разговоре регента с принцем Антон-Ульрих не предстает перед нами слабоумным и инфантильным. Что же касается самого собрания, на котором Бирон устроил Антону-Ульриху головомойку, то оно было, по-видимому, хорошо срежиссировано, и на молодого человека в присутствии множества людей разом обрушился град упреков, обвинений и оскорблений. После резкого, угрожающего выступления начальника Тайной канцелярии, страшного для всех генерала Ушакова, по словам Бирона, «принц заплакал. Он проклинал тех, кто ввел его в заблуждение, просил прощения в присутствии всего собрания и клятвенно обещал не возобновлять никаких покушений» [190] . Вполне допускаю подобный исход этого судилища: нервы молодого человека не выдержали. По другим источникам мы можем представить себе разъяренного регента – сущего бизона, который сметает на своем пути все, что ему мешает. Недаром позже в анонимной эпиграмме свергнутого Бирона сравнили с комолым быком, а в описываемый момент с рогами у него еще было все в порядке. Своим натиском, хамством и громогласными угрозами Бирон многих приводил в замешательство. Утверждать, что он во времена своего фавора поколачивал императрицу Анну Иоанновну, мы не можем – нет документальных свидетельств, но одним из официальных обвинений Бирона в 1741 году было то, что императрица от грубостей своего любовника не раз «в чувственное сокрушение и неоднократно весьма в слезы приведена была». При этом речь идет не о субтильной кроткой Анне Леопольдовне, а об Анне Иоанновне – женщине внушительной, грубоватой и крепкой. «Он же, – читаем дальше в деле, – часто в самом присутствии Ее величества не токмо на придворных, но и на других, и на самых тех, которые в знатнейших рангах здесь в государстве находятся, без всякого рассуждения о своем и об их состоянии, крикивал и так продерзостно бранивался, что и все присутствующие с ужасом того усматривали и Ее величество сама от того часто ретироваться изволила» [191] . Словом, Бирон мог смутить и сбить с толку и не такого деликатного человека, каким, по общему мнению, был Антон-Ульрих.