Тайны земли Московской

…И вот некто, спешно примчавшись, поведал, что рать [Едигея] уже вблизи города. Василий же не успел даже малой дружины собрать, приготовил город к осаде, оставив в нем своего дядю Владимира [Храброго], и брата, князя Андрея, и воевод, а сам с княгинею и детьми отъехал к Костроме. И пришел город в ужасное смятение, и побежали люди в страхе, не заботясь ни об имуществе, ни о чем другом, и поднялась в людях злоба, и начались грабежи. Повелели же и городские посады жечь, и жалко было смотреть, как чудные церкви, создаваемые в течение многих лет и высокими главами своими придававшие величие и красоту городу, в одночасье исчезали в пламени… Это было страшное время: люди метались и кричали, и огромное пламя гудело, возносясь к воздуху, а город был окружен полками беззаконных иноплеменников… Была же тогда жестокая зима и небывалая лютая стужа, и погибель была христианам…

Повесть о нашествии Едигея

Так выглядела Москва. Татары не собирались брать Кремль приступом. Они разоряли все Подмосковье. Грабили. Брали людей в полон. Софья Витовтовна сама со временем скажет, что был ее супруг «не всегда к бою охоч».

Как и шестнадцатью годами раньше, при великом князе Дмитрии Ивановиче, помощь пришла не от военачальников — от чудотворной Богородичной иконы. И от просчета Едигея. Вести о «замятнях» в Орде заставили его поспешить в собственные края. Если бы москвичи имели точные сведениям о неприятеле, они могли бы и не платить назначенный впопыхах ханом выкуп в три тысячи рублей. Деньги оказались прощальным подарком. К 20 декабря 1408 года Едигей со всей своей ратью исчез. Великий князь вернулся в стольный град. А еще через семь лет подарила ему княгиня нечаянную радость — наконец-то родила сына. Первенец великокняжеской четы умер в раннем детстве, полтора десятка лет наследника Василий Дмитриевич не имел, но супругой своей продолжал дорожить.

15 марта [1415] у великого князя родился сын Василий. Перед его рождением его мать, великая княгиня Софья, тяжело болела, так что близка была к смерти; великий же князь о том весьма горевал. Был тогда некий святой старец в монастыре святого Иоанна Предтечи, под Бором, его же великий князь любил и послал к нему, прося, чтобы он помолился Богу о княгине его, будет ли жива. Старец же так отвечал ему: «о княгине своей не беспокойся, ибо сего дня родит тебе сына». Так и было по слову его.

Ермолинская летопись

И это на двадцать четвертом году супружества. К великому неудовольствию следующего по возрасту брата великого князя — князя Юрия Звенигородского, удачливого и смелого полководца, отца взрослых и таких же отважных сыновей — Василия Косого, Дмитрия Большого Шемяки, Дмитрия Меньшого Красного. Они стояли у престола в ожидании своего часа, как то завещал в своей духовной Дмитрий Донской.

Кто бы мог подумать, что, овдовев спустя десять лет, великая княгиня вступит с Юрьевичами в отчаянную и удачливую борьбу, проявит такую силу духа и чудеса дипломатической ловкости!

Юрий Дмитриевич, князь Галича Костромского, и на самом деле не захотел целовать крест мальчишке племяннику. Сам митрополит Фотий ездил усовещивать строптивца.

Только через три года смирился князь Юрий, между прочим, еще и потому, что митрополит невысоко оценил его войско. Князь собрал на горе возле Галича крестьян со всех окрестных сел и деревень в качестве ратников, в ответ на что получил слова митрополита: «Сын мой, князь Юрий, не видывал я никогда столько народа в овечьей шерсти», иначе — в сермягах. На Руси издавна считалось, что «сермяжники» не могут быть хорошими ратниками.